Под черным знаменем
Шрифт:
«Остановились мы в Добровеличковке близ станции Помошная (узловой пункт на железной дороге Черкассы – Одесса. – С. С.), еврейское местечко, там меня знали, пришел один еврей, сказал, что махновцы грабят евреев. Я бросилась к Нестору, сказала, что надо прекратить; он сказал: да, надо немедленно. Верхом поехали Петренко (один из махновских атаманов. – С. С), Махно и я. Действительно, бойцы собирали одежду, в том числе женскую, варенье какое-то, которое один из бойцов жадно ел из банки. Некоторых тут же разложили и выпороли. Помню, Петренко отчитывает какого-то бойца, говорит мне: «Ну, что же с ним, Галина, делать?» Я говорю: «Стреляй,
Примеров подобного рода множество, в том числе и в опубликованных источниках, но отметим еще одно весьма существенное обстоятельство: «идейные анархисты» из ближайшего окружения атамана в большинстве своем состояли из евреев (имена их будут названы по ходу развития нашего сюжета). Коммунист с Украины М. Равич-Черкасский еще в 1920-м прямо заявил, что «отрядам Махно чужды всякие шовинистические настроения»; здесь ему можно поверить.
Октябрьский переворот 1917-го (позже его стали именовать Великой Октябрьской социалистической революцией) вызвал в Гуляйполе – среди окружения Нестора Махно – восторг и одобрение. Тому есть множество свидетельств, но вот важнейшее, продиктованное самим вождем махновщины для первого тома воспоминаний: «Я утверждаю из жизненного опыта районов, за которыми я серьезно следил, что в первые два месяца – именно ноябрь и декабрь – торжество Октябрьского переворота в России украинскими тружениками на местах было только приветствовано». Высказывание исключительно важное и безусловно достоверное, здесь требуются пояснения.
Действительно, приход к власти правительства, сформированного из. большевиков и левых эсеров в Смольном 26 октября, поддержали многие крайне революционные группировки-, в том числе и анархистские. Им казалось, что теперь-то и начнется, во-первых, полное всевластие трудящихся на местах, а во-вторых – беспощадная борьба с «эксплуататорами». Сразу после Октября последнее осуществлялось очевидно и бесспорно: захват банков и помещичьих имений (сопровождавшийся порой бессмысленным расхищением ценностей), погром хуторских хозяйств («кулаков») и магазинов, лавок, товарных складов – всего не перечислишь. Что же касается первого, а именно передачи всей власти на местах трудящимся, то, окрепнув, большевистское руководство Совнаркома не стало тут спешить. Но это – дело будущего, хоть и ближайшего, а пока анархо-коммунист Махно и его товарищи были всецело за Октябрь.
Полвека спустя Мао Цзэдун скажет: «Винтовка рождает власть». Неученый сирота Нестор Махно в политических афоризмах был не силен, но лучше нельзя выразить суть той линии, которую он нащупал своим революционным чутьем. Точных данных не сохранилось, но безусловно, что уже на исходе лета 1917-го Махно создал в Гуляйполе вооруженные отряды. Это было полностью беззаконно, но кто же слушал тогда полупарализованное Временное правительство? Легко можно назвать составляющие этих еще зыбких вооруженных сил: молодые хлопцы из социальных низов Екатеринославщины, горячо почитавшие своего вождя за славное революционное прошлое и решительность намерений и планов.
В декабре 1917-го на съезде Советов в Гуляйполе Махно был избран на губернский съезд в Екатеринославе. Там он впервые познакомился с молодыми большевиками, впоследствии весьма известными: Эммануилом Квирингом, одним из руководителей Украины, и Яковом Эпштейном (Яковлевым) – будущим вершителем жуткой коллективизации в СССР. Украинские националисты, осевшие тогда в Киеве, тоже создавали вооруженные отряды своих «сичевых стрельцов», боролись с большевистским правительством за гегемонию на Украине. Махно решительно поддержал большевиков: уже в январе 1918-го его нестройное воинство выступило против Центральной Рады – вместе с такими же пестрыми отрядами большевиков, левых эсеров и прочих левых.
С начала 1918-го кровавые вакханалии все шире и шире разливались по «всей Руси великой». Убийство человека, да чего там – десятков, сотен людей, свершалось среди бела дня, сперва в истерической взвинченности (дело все же непривычное для «исполнителей» – стрелять в безоружных), а вскоре стало будничной работой. Ужасающая трагедия миллионов людей тех лет еще ждет своей «Капитанской дочки» и «Войны и мира». Сейчас судить вроде бы просто: «Кровавый Махно»… Но сколько в эту простецкую формулу можно подставить других имен?…
Объективное наблюдение над историей гражданской войны таково: кровь лилась повсюду, от Прибалтики до Камчатки. Но, как всегда в жизни, имелись отличия и переливы. Ну, например, все области одиннадцати казачьих войск подверглись со стороны советской власти подлинному геноциду, а с другой стороны – относительно мало пострадали ряд центральных губерний Великороссии: Вологодская, Владимирская, Нижегородская и несколько прочих соседних – там не наблюдалось ни восстаний, ни резни и прочего подобного не происходило. Разные были тут обстоятельства, но среди них немаловажным стало одно существенное – однородный национальный состав населения. Да, на все обстоятельства имеются свои причины, и они объяснимы, но для нашей темы главное вот в чем: кровища, которую враждующие силы сотворили на Украине, была поистине безмерной, и хоть до сих пор нет никаких достоверных подсчетов, да и трудно их теперь провести, но нет сомнений, что страшный тот счет пришлось бы вести на миллионы.
Махно во всех видах «революционного насилия», как это одобрительно оценивалось в его среде, принимал самое страстное участие. Скупые свидетельства сообщают о легкости расстрелов, которые производились его хлопцами, да и им самим тоже, как на железных дорогах разоружали и отнимали имущество у бегущих с фронта казачьих частей, как «конфисковывали» ценности в банках, как убили в Гуляйполе местного лидера украинских националистов… Случаи такие были бессчетны, а имена жертв никем не учитывались и не записывались, не до того было…
Напомним, что на западных границах России уже четвертый год велась ожесточенная война с Германией и Австро-Венгрией. В конце 1917-го русская армия начала распадаться, солдаты бежали в тыл, сперва в одиночку или группами, потом толпами или даже целыми частями. Германская военщина не преминула воспользоваться легкой и богатой добычей: 18 февраля 1918 года австро-германские войска начали наступление по всему фронту – от Риги до Бессарабии. И вот с началом весны Гуляйполе, отстоявшее за тысячу верст от фронта, оказалось перед нашествием внешнего врага.
В левых политических партиях и группах произошел тогда великий раскол. Ленин и другие политики-практики не побоялись пойти на уступки «проклятому кайзеру» – пусть, мол, временно поживится, а мы пока укрепим власть в России, потом посмотрим… Решение это нарушало основные нормы классической социал-демократии, но ведь Ленин совсем недавно уже назвал социал-демократию «грязным бельем», которое необходимо сбросить. Иное дело – левые политические романтики, от Бухарина до Махно. Как, пойти на уступки кайзеру?! Нет, лучше умереть… (Заметим, однако, что Бухарин и ему подобные головы свои под пули не подставляли, а вот Махно и множеству иных, «простых», эта возможность вскоре представилась.)