Под чистыми звездами. Советский рассказ 30-х годов
Шрифт:
— Огонь!
Дикий удар пушки приходится на каменную стену. Невидимые камнепады ревут на все четыре стороны долго и уныло.
Курков, Петр Осипович, красноармеец,
на вечере воспоминаний о гражданской войне
Самое, скажу, неинтересное, гражданские товарищи и товарищи бойцы, — воевать ночью. Тебя, правда, не видно, да и ты не видишь ни ручки. Заночевали мы, можно сказать, стоя.
Какой там нерасчет вышел, а пришли мы, мать дорогая, на пустейшее такое место на верху горы.
Ни тебе пня, ни огня, ни кусточка — веточки никакой.
Воды — и той нету. Лежит снег, и скука такая — тошнит от той скуки. И как ни прижимайся друг к другу, как ни дыши в рукава, нет тебе согреву. Одно слово — верх горы, в небо уперлись — конец свету. Падение дисциплины, думаю, пойдет срочно. Уже винтовки иные держать не в силах, и помутнение в глазах у всех от снега и от скуки этой горной такое, что не дожить до утра без несчастья никак. Погоди, что вышло. Проведали, что ли, через шпионство о нашем таком положении недобитые какие-то бело-зеленые банды из меньшевиков — и начали, подошли и начали часовых щупать. Думают — смерзли, застыли или заснули. А те их и покрыли со злости, с морозу. Ну, и пошла перепалка.
И с той самой пальбой, гляди ты, положение меняется, и сразу в нашу пользу. Самые тихие стали свое дело вспоминать.
Тут и команда: «Становись!» И стали все становиться, и кто не мог и кто мог — все разом строились. Гляжу — и легче душе становится. И пошли мы в обход сбивать врага, и по каким каменьям — дух вон! И с таким темпом пошли, что летели с камня на камень, со второго на пятый, и не было нам остановки.
И стреляли, чтобы согреться, и стреляли сначала почем зря, а потом боевое задание без выстрела стали выполнять, и, как не жрали мы с вечера, — легкость в ногах была такая, что лезли мы прямо на скалы. Скалы такие чудные, что утром глядели, не верили — мы ли это лезли или не мы.
И никаких уныний не наблюдалось. Я как старатель кавказских многих видов такое первый раз дело видел. И отстать никто не хотел, и те, что, как птицы, пищали, говорили полным голосом и ругались во весь дух. Банды мы сбили начисто, и следа от них не осталось. Очистили путь всему отряду и тут сели отдыхать на камни, и огня не надо — пар от шинелишек идет, как от самовара. Все согрелись, пока по камням прыгали и лицом к лицу врага искали. А он сгинул, как в воду, — убежал. Это всегда бывает, если обход правилен, — теряет враг позицию и, если налегке, бежит впустую, а если с обозом — извините, обоз нам оставляет. Ну, тут, значит, налегке были.
И, угнав нашего классового врага, зашли мы, конечно, в село ихнее и там спали и ели в тепле. Много нам, конечно, артиллерия помогла. Я в Хунзахе тридцать дней вику жрал, а такого боя не видел. И в Хунзахе артиллерия очень помогала. Но это интересно только снутри, а снаружи — воевать ночью неприятно. И убьют если, то, конечно, не страшно, потому темно, а если ранят, хуже — потому не сразу отыщут и подберут, смотри, на другой день еще.
Отрывки из донесения военкома отдельного отряда
Николая Егоровича Кононова
Доношу, что мы двигались с двумя взводами горной батареи и неполными двумя ротами стрелкового полка вверх по р. Цхенис-Цхали и пришли к ночи на высоты перевала Латпари…
Во время движения моральное состояние бойцов и комсостава было хорошее. После очень утомительного и непрерывного похода, имея в виду ликвидацию бело-зеленых банд, о коей я уже подробно доносил, состояние пошатнулось немного, потому что главной причиной была физическая свыше сил усталость…
Подъем на перевал не был рассчитан и согласован со штабом N отряда, и мы пришли к перевалу к ночи. На перевале не оказалось ни дров, ни травы; нельзя было даже согреть чаю и накормить бойцов. Мы рассчитывали проскочить перевал, и это не удалось.
Подул сильный ветер, свойственный такой местности, и пошел свойственный высокогорью снег, что повело к тому, что бойцы стали ложиться на голые камни и к утру многие могли обморозиться. Укрытий от ветра и снега не было никаких.
Мокрые шинели стояли колом.
По обследовании лошадей обнаружилось: 5 лошадей с потертостями и у 6 — нагнеты и засечки венчиков. Оружие было в полном порядке. Из людей на перевал не могли идти четверо, а другие больные были оставлены в Цагери, после чего остальные держались в строю. На горную болезнь жалоб не поступало…
После полуночи со стороны севера подошла бело-зеленая банда, которая атаковала наше расположение. Мы вступили с ней в бой, открыв стрельбу из двух орудий. Посланные в обход два взвода обошли по неприступным скалам противника и обратили его в бегство.
Банда отступила по направлению к Ушкулю, для того чтобы не быть отрезанной в долине Ингура. Преследовать ее будет, вероятно, отряд Гелилъяни. Раненых у нас нет. Потери банды неизвестны.
Моральное состояние бойцов превосходное.
Все, кто замерзал от холода и ветра, сейчас уже заняли позицию и отогрелись в бою, особо те, что были в обходе, ибо надо видеть самому те скалы, чтобы составить представление о местах, куда взошли наши доблестные стрелки.
Комсостав действовал без паники, и особенно быстро начал стрельбу из орудий и дал прикрытие обходимой части комбатр горной Аузен Николай Эльмарович, показавший крайнюю выдержку и боевой порядок.
Особо отличался боец Курков Петр, первым взошедший на неприступные скалы при обходе противника.
Сейчас отряд стоит на отдыхе в селе Лархор, Кальской общины, в долине Ингура, при слиянии его с р. Халде-Чала.
Связь со штабом N отряда и исполкомом местным налажена.
Довольствия хватает. Маловато махорки. Бойцы обижаются…
Ефремов Александр Сергеевич,
комбат, начальник отряда
— Написал донесение о бое? — спросил Ефремов военкома на отдыхе в селе Лархор.