Под чужим знаменем
Шрифт:
– Боже! Вы все еще продолжаете мне не верить?! – воскликнул Волин.
– У меня есть для этого основания. Их много. А самое веское – я о нем уже могу сказать! – ваше последнее донесение красным о динамите, взрывах, о Прорезной, восемь, и господине Тихомирове. Припоминаете? Так вот, вас провели, Волин. Как мальчишку.
– Какое донесение? Какой господин Тихомиров?.. – с отчаянием вопрошал Волин и озирался вокруг, словно искал свидетелей своей невиновности.
– Словом, кончайте эту недостойную разведчика игру, Волин. Я не стану вам врать –
Немедля два конвоира послушно стали по бокам Волина.
– Это недоразумение… Ошибка… Ошибка… – бормотал Волин. – Поверьте, это роковое совпадение… Нет-нет, вы обязательно запросите Казань. Это брат мой… Леонид… – И он смолк и несколько мгновений стоял так, словно прислушиваясь к тишине, затем сказал: – Вы знаете, я вспомнил… Они же его тогда перевязывали… Бож-же, как я это упустил. Конечно же это навет. Это поручик Дудицкий сказал вам о двух красных. Да, теперь я начинаю кое-что понимать! Это он работает на красных, и ему необходимо…
Щукин кивнул головой – и конвоиры двинулись, подталкивая Волина. Сзади него встал штабс-капитан Гордеев.
– Ваше высокоблагородие! – уже в дверях обернулся Волин. – Я вас прошу, не разрешайте ему меня пытать. Он зверь, искалечит меня. Когда выяснится, что все это клевета, я уже не смогу вам быть полезен.
– Клевета, но господин Тихомиров арестован Киевской Чека, – сказал ему Щукин. – Клевета, но Осипов убит, клевета, но наши оперативные сводки регулярно получает враг…
– Бред… кошмарный бред… Какой Тихомиров? Какое я имею отношение к убийству Осипова?..
Волин наконец понял, что никто здесь, в этом здании, не поверит в его невиновность, что он обречен в результате какой-то страшной, непоправимой ошибки.
Конвоиры подталкивали его, а он упирался, все время оборачивался так, что на шее взбугрились жилы, и торопливо кричал:
– Мне вас жаль, господин полковник. Вы жестоко расправляетесь с преданными людьми. С кем же вы останетесь?
Дверь захлопнулась.
Глава двадцать четвертая
К середине августа обстановка на фронте усложнилась настолько, что об удержании Одессы и Черноморского побережья силами 45, 47 и 58-й дивизий, сведенных в Южную группу войск, не могло быть и речи. Деникинцы захватили Николаев и Херсон. Петлюровцы на западном участке фронта успешно развивали наступление на Вапнярку, Христиновку, Умань. Корабли английского флота подошли к Одессе и начали ее двухдневную бомбардировку, а затем высадили десант…
Южная группа оказалась в окружении деникинских и петлюровских войск. Надо было уходить на соединение с частями Красной Армии. Вырваться из кольца. Причем пробиваться предстояло на север, по вражеским тылам.
Чтобы обсудить путь прорыва, на совещание в Бирзуле собрались командиры 45, 47 и 58-й дивизий. По поручению
Закончил это совещание Иона Эммануилович Якир:
– Сейчас самое важное – это быстрота и решительность действия. Необходимо, чтобы части, собранные в кулак, стремительно двигались вперед, на север. Только в этом спасение. Переходы будут длинными, в тридцать – сорок верст, привалы и ночевки – короткими. В походе и на привалах всем политработникам, командирам находиться среди бойцов, беседовать с ними. Каждый член партии обязан вести неустанную агитацию, просто и ясно разъясняя задачу.
…29 августа начался героический рейд Южной группы. Днем и ночью, без отдыха и сна шли красноармейцы по бесконечной знойной степи, не вспаханной и не засеянной в этом году. Шли тремя бесконечными колоннами по сложному, хитроумному маршруту, составленному адмиралом Немитцем, путая карты противника, отбивая мелкие удары разрозненных деникинских и петлюровских войск, которые так и не смогли объединиться. На телегах везли раненых и штабное имущество. Десятки круторогих волов, запряженных попарно, тащили бронемашины – не было бензина.
Курилась под красноармейскими ботинками степная пыль, клонились к земле шелковистые метелки ковылей.
Усталые и запыленные отряды растянулись до самого горизонта…
Через приемную быстро, без обычной торжественности прошли бригадный генерал Брикс и генерал Журуа. Замыкал это торопливое шествие Ковалевский.
Возле столика адъютанта он на мгновение задержался и бросил Кольцову:
– Павел Андреевич! Потрудитесь распорядиться, чтобы мой салон-вагон и паровоз были наготове. Наши гости хотят побывать на передовой.
«Это – важно! – пронеслось в голове у Кольцова. – С транспортом сейчас сверхтрудно. Проводятся тщательные мобилизации железнодорожников. Кое-где даже выпустили железнодорожников из тюрем. А что, если использовать это для освобождения Кособродова и его товарища-кочегара? А может, и Красильникова?.. Это нужно хорошенько обдумать! Может, это единственный случай… Подумать… Подумать…»
Командующий вопросительно смотрел воспаленными от усталости глазами на Кольцова, удивленный неожиданной паузой.
Кольцов виновато улыбнулся, словно прося прощения за заминку, и раздумчиво произнес:
– Будет исполнено, Владимир Зенонович, хотя…
– Что еще? – помягчел Ковалевский.
– Может быть, гостям лучше проехать на автомобиле.
Ковалевский нахмурился. Он не любил, когда ему возражали.
– Нет, они поедут поездом! – сухо сказал он.
– Владимир Зенонович, получена сводка транспортного ведомства! – Кольцов многозначительно посмотрел на командующего и, чтобы придать весомость своим словам, четким голосом продолжил: