Под флагом цвета крови и свободы
Шрифт:
– А как же… мистер Дойли… – растерянно пробормотал мальчишка. – Разве его не накажут за драку?
– Ему назначили сутки в карцере. Сущий пустяк, – безмятежно усмехнулась девушка и, завидев, как Карлито мгновенно дернулся, желая встать, придержала его за плечи: – Ну, ну, тихо, парень! Далеко собрался?
– Я… я должен… поблагодарить, – хрипло отозвался тот, и Морено уже даже не попыталась скрыть довольную усмешку:
– Вот уж придумал! Ложись и спи, говорю. Думаешь, без тебя в мире умных людей нет? Я сама сейчас к нему спущусь, прихвачу чего-нибудь… Впрочем, сегодня-то и так все расстараются, –
Карлито пытался было сопротивляться, но как-то совсем вяло: сил после случившегося у него не было совсем, да и еще сделала свое дело растворенная в подсунутой ему Эрнестой воде щепотка опия – она еще с первых дней пребывания на судне выпросила его у Халуэлла, объяснив бессонницей, действительно терзавшей ее после смерти Билла. Обманом давать мальчишке снотворное было, конечно, бесчестно, но сидеть при нем неотлучно госпожа штурман вовсе не собиралась, а оставлять одного в теперешнем состоянии – тем более. С мало–мальски существующими удобствами устроив его в своем гамаке и не без досады подумав, что на ближайшие несколько дней это совершенно точно будет его единственное спальное место, Эрнеста уже увязала в полотенце четыре толстых сухаря, мелко нарезанную солонину и небольшую фляжку с грогом, когда в дверь тихо, осторожно постучали.
– Мэм! – Генри Фокс, как всегда, красивый и вежливый, хотя и необычно растрепанный, держал в руках несколько связанным между собой одеял, скатанных в плотный рулон, и это выглядело настолько смешно и почти трогательно, что Эрнеста даже не смогла напустить на себя строгий вид:
– Это что еще такое и зачем ты ко мне его притащил?
– Я… Это для мистера Дойли. Мы там немного… поискали, у кого что было – в карцере мокро и грязно, да и вредно же спать на голых досках. Ключ я уже достал, – Генри осторожно заглянул через ее плечо в комнату и вытянул из–под рубахи какую-то баночку: – А это для Карлито. Мистер Халуэлл сказал, что очень хорошо помогает разгонять кровь и заживляет синяки и ушибы. Вам тоже не повредит, – тихо прибавил он, взглянув на Эрнесту, и она, растерявшись, лишь затем вытерла уже успевшую подсохнуть кровь из–под носа:
– Черт возьми, совсем забыла… Что, очень заметно?
– Нет–нет, нисколько! Вот, возьмите, – сдернув с себя шейный платок, Генри без колебания протянул его ей. Эрнеста, помедлив, приняла застиранную, но довольно чистую ткань, свернула ее и приложила к носу.
– Спасибо, парень. Добрая ты душа, – тихо проговорила она, возвращая платок, и решительно тряхнула головой: – Пошли.
– Как он? – спросил Генри, пока они спускались вниз по лестнице.
– Кто именно?
– Карлито. Понимаете, я… Джек мне, конечно, ничего не сказал прямо, но я знаю, что ему хотелось бы знать, что с ним. И мне самому… тоже, если честно.
– Что ему сделается? Отлежится пару дней, вот и все, – равнодушно и даже слишком сурово отрезала Эрнеста, крепко стиснув пальцами скользкие перила: – Осторожнее, здесь ступенька сломана.
– Да–да, я знаю, – в последний момент, едва не оступившись, почти вскрикнул Генри и, миновав злополучный пролет, снова негромко попросил: – Мэм, а можно… Можно мне еще кое–что узнать?
– Спрашивай, – не оборачиваясь, бросила Эрнеста. Помедлив немного, юноша осторожно проговорил:
– Скажите, пожалуйста – может быть, я ошибаюсь, или у Джека действительно были не очень хорошие отношения с его отцом?
Морено остановилась столь внезапно, что Генри, шедший сзади, едва не налетел на нее и не сбил с ног. В трюме было довольно темно, но, когда Эрнеста, резко обернувшись, приблизила свое лицо к нему, Генри неожиданно почудились странные красноватые огоньки внутри ее зрачков:
– Кто тебе это сказал?
– Никто. Никто не говорил, мне просто так показалось… случайно… – поспешил заверить ее он. Морено яростно усмехнулась, одним властным движением узкой ладони заставив его замолчать:
– Свое «случайно» изволь оставить для тех, кто еще может на него купиться, а мне отвечай правду: кто распускает подобные слухи о нашем капитане?
– Никто. Честное слово, я ни с кем об этом не говорил! – почти взмолился Фокс. – Просто вчера ночью я слышал… слышал, как Джек бредил во сне, а сегодня вы сказали, что он как никто другой должен был заступиться за Карлито, и я подумал, может, вы знаете… – Он умолк, явно боясь сказать нечто лишнее. Подумав и, похоже, удовлетворившись его ответом, Эрнеста отвернулась и снова медленно начала спускаться по лестнице. Генри бросился следом за ней:
– Мэм, вы же его друг, как и я! Разве друзья не должны заботиться друг о друге?
– Даже если бы я что-то знала, – негромко и четко проговорила Эрнеста голосом, напоминающим звук извлекаемой из ножен стали, – даже если бы доверяла тебе, как самой себе – неужели ты думаешь, что я рассказала бы тебе о Джеке то, что он сам говорить не хочет?
– Я его друг. Он доверяет мне, – упрямо ответил Генри прерывающимся голосом. Морено мотнула головой:
– Раз так, задай свой вопрос ему: если ты будешь достоин этого в его глазах, он сам тебе все расскажет. А я не собираюсь сплетничать о своем друге и тебе этого не советую, – угрожающие нотки столь отчетливо прозвучали в ее голосе, что Фокс предпочел промолчать и не задавать больше вопросов.
В карцере действительно было сыро и настолько темно, что Эдвард, стоило щелкнуть дверному замку, сразу же вскочивший на ноги и вставший напротив решетки, сперва даже не узнал своих посетителей в двух размытых темных силуэтах.
– Что вы здесь делаете, сеньорита? – подавив в себе первый порыв радостного воодушевления, сухо спросил он. Эрнеста усмехнулась:
– Пришла спасать вас от участи ужинать сырыми крысами и спать в их окружении. Принимайте! – она просунула свой сверток в довольно внушительный зазор между прутьями клетки. Эдвард взглянул на него и твердо сказал:
– Мне ничего не нужно. Заберите.
– Я оставлю, а вы можете не есть, если не хотите, – спокойно ответила Эрнеста, начиная с помощью Генри притискивать в клетку рулон из одеял.
– А это еще что такое?
– Ваш тюфяк. Все члены команды о вас побеспокоились, – с едва заметной усмешкой сообщила девушка. Генри, низко опустив голову, пробормотал:
– Просто все очень давно ждали, когда кто-нибудь скажет мистеру Моргану… ну, что так нельзя. И сейчас они просили вам передать, что вы очень храбрый человек.