Под конвоем лжи
Шрифт:
— Самая большая проблема состояла в том, что «Шелковица» выдавала наши намерения, — продолжил Бутби после недолгой паузы. — Если бы немцы выяснили, что мы строили искусственные гавани, они вполне могли бы сделать вывод, что мы собираемся нанести удар в Нормандии, не связываясь с чрезвычайно сильно укрепленными портами Кале. Поскольку проект из-за его масштаба было невозможно осуществить втайне, мы должны были предположить, что немцы рано или поздно выяснят его предназначение. Наше решение состояло в том, чтобы выкрасть для них тайну «Шелковицы» и постараться взять в свои руки весь ход игры. — Бутби посмотрел на Вайкери сверху вниз. — Что ж, Альфред, теперь ваша очередь. Я хочу узнать, много ли вам удалось вычислить.
— Уолкер Хардиджен, — сказал Вайкери. — Я бы сказал, что все началось с Уолкера Хардиджена.
— Очень хорошо, Альфред. Но как именно?
— Уолкер Хардиджен — богатый банкир, бизнесмен, ультраконсерватор, антикоммунист и, вероятно, немного антисемит. Входит в Лигу Плюща и знаком с половиной Вашингтона. Учился с ними в одной или в соседних школах. Американцы мало отличаются от нас в этом отношении. По своим делам часто ездил в Берлин. Когда такие люди, как Хардиджен, бывали в Берлине, то посещали там обеды и приемы, которые устраивались в посольстве. Они обедали с главами крупнейших немецких компаний и деятелями нацистской партии и государства. Хардиджен идеально говорит по-немецки. Он, вероятно, восхищался кое-чем из того, что делали нацисты. Он верил, что Гитлер и его нацисты служат мощным буфером между большевиками и остальной Европой. Я думаю, что во время одного из своих визитов он привлек внимание абвера или СД.
— Браво, Альфред. Это был именно абвер, а конкретно Пауль Мюллер, координировавший все операции абвера в Америке.
— Ладно, значит, Мюллер завербовал его. О, вероятно, это было сделано предельно осторожно. Хардиджена заверили, что он работает вовсе не на нацистов, а помогает в борьбе против международного коммунизма. Они просили Хардиджена сообщать им информацию о состоянии промышленного производства в США, настроениях в Вашингтоне и тому подобных вещах. Хардиджен согласился и стал агентом. Но у меня есть вопрос. В тот момент Хардиджен уже был агентом американской разведки?
— Нет, — сказал Бутби и улыбнулся. — Не забывайте, что все это происходило в самом начале игры, в 1937 году. Американцы тогда были ужасно неискушенными. Хотя они знали, что абвер активно действует в Соединенных Штатах, особенно в Нью-Йорке. Годом раньше в портфеле шпиона абвера Николауса Риттера из страны уплыли чертежи бомбардировочного прицела фирмы «Норден». Рузвельт приказал Гуверу принять меры против шпионажа. В 1939 году Хардиджена сфотографировали во время встречи в Нью-Йорке с известным агентом абвера. Еще через два месяца его застукали с другим агентом абвера в Панама-сити. Гувер хотел арестовать его и отдать под суд. Мой бог, американцы были тогда совершенными новичками в игре. К счастью, к тому времени в Нью-Йорке появилось представительство МИ-6. Они вмешались и убедили Гувера, что Хардиджен, оставаясь на свободе, будет куда полезнее для игры. Если же его упрячут за решетку, это принесет только вред.
— Так кто же его вел: мы или американцы?
— Это с самого начала был совместный проект. Через Хардиджена мы направляли немцам непрерывный поток превосходных, умопомрачительных материалов. Акции Хардиджена в Берлине взлетели до потолка. Тем временем мы тщательнейшим образом изучали все подробности жизни Уолкера Хардиджена, включая его отношения с семейством Лаутербахов и с блестящим инженером по имени Питер Джордан.
— И в 1943 году, когда было принято решение о проведении высадки войск в Нормандии с помощью искусственной гавани, британские и американские разведчики обратились к Питеру Джордану с просьбой взяться за это дело.
— Да. Если уж быть точными, то в октябре сорок третьего.
— Его кандидатура оказалась идеальной для всего плана, — сказан Вайкери. — Это был инженер как раз такого сорта, какой необходим для столь крупного проекта. Он был широко известен и пользовался большим уважением в своей области. Все нацисты, я думаю, сразу кинулись в библиотеки, чтобы прочитать о его достижениях. Смерть жены повысила его уязвимость. Значит, в конце 1943 года вы направили Хардиджена на встречу с контролирующим офицером абвера, чтобы тот рассказал о Питере Джордане. И много ли вы тогда им сообщили?
— Только то, что Джордан участвует в работе над большим строительным проектом, связанным с вторжением. Мы также намекнули на его «уязвимость», как вы выразились. Абвер проглотил наживку. Мюллер выложил ее Канарису, и Канарис передал Фогелю.
— Выходит, что это было всего лишь сложной интригой, направленной на то, чтобы всучить абверу фальшивые сведения. А Питер Джордан оказался тем самым хрестоматийным козленком, которого привязывают в джунглях, чтобы приманить тигра.
— Совершенно верно. Первые документы, связанные с проектом, были специально сделаны неоднозначными. Они предоставляли возможность для различных интерпретаций и дебатов. Элементы «Фениксы» могли быть и деталями искусственной гавани, и плавучими островами для размещения зенитных батарей. Мы хотели, чтобы они заспорили, передрались, вцепились друг другу в глотки. Помните, что говорил ваш Сун-цзу?
— «Смутить, развратить, посеять внутренние разногласия среди предводителей врага...»
— Совершенно верно. Мы рассчитывали усилить трения между СД и абвером. При этом мы не хотели слишком уж облегчать их задачи. Постепенно документы операции «Литавры» кусочек за кусочком проясняли картину, а ведь эту картину разворачивали перед Гитлером лично.
— Но зачем были нужны такие большие хлопоты? Почему нельзя было просто использовать одного из тех агентов, которые уже работали на нас? Или одного из фиктивных агентов? Зачем понадобился живой инженер? Ведь вполне можно было обойтись тряпичной куклой.
— По двум причинам, — с готовностью отозвался Бутби. — Во-первых, это было бы слишком легко. Мы хотели заставить их хорошенько потрудиться. Нужно было исподволь подталкивать их мысли в определенном направлении. Мы хотели, чтобы они не сомневались в том, что сами приняли решение начать разработку Джордана. Вы же знаете главную мантру «двойного креста»: то, что слишком легко дается, может быть с той же легкостью отвергнуто. Поэтому была выстроена длинная цепь, по которой, звено за звеном, и шла запушенная нами информация: от Хардиджена к Мюллеру, от Мюллера к Канарису, от Канариса к Фогелю и от Фогеля к Кэтрин Блэйк.
— Впечатляет, — признался Вайкери. — А какова же вторая причина?
— Вторая причина состоит в том, что мы в конце 1943 года узнали, что переловили не всех немецких шпионов, работавших в Великобритании. Мы узнали о существовании Курта Фогеля, узнали о его сети и узнали, что один из его агентов — женщина. Но перед нами стояла серьезная проблема. Фогель предпринимал такие меры предосторожности, внедряя к нам своих агентов, что мы не могли не только накрыть их, но даже определить их местонахождение. Вы ведь помните, что нам нужно было раскочегарить на полные обороты операцию «Конвой» и обрушить на немцев целую лавину дезинформации. Но мы не могли чувствовать себя спокойно, зная о том, что в стране продолжают работу неизвестные нам агенты. Было необходимо выявить всех до единого. В противном случае у нас не было бы уверенности, что немцы не будут получать сведений, противоречащих целям «Конвоя».