Под конвоем лжи
Шрифт:
Стоявший на часах возле входа на склад офицер [29] , одетый в форму, шагнул навстречу подходившему Кидлингтону:
— Лифт находится в дальнем конце склада, сэр. Подниметесь на один этаж. Там на площадке дежурит еще один наш человек, он покажет вам, куда идти.
Кидлингтон медленно шел через склад. Он был высоким и угловатым мужчиной с вьющимися седеющими волосами. Вид у него был такой, словно он ни в коем случае не намерен выслушивать дурные новости и сразу же прервет любого, кто на это осмелится. В результате его подчиненные в присутствии суперинтенданта старались разговаривать особенно осторожно.
29
Офицер — в Великобритании и США это самое распространенное обращение к любому полицейскому, независимо от чина.
На площадке начальника ожидал молодой детектив-сержант по имени Мидоус. По мнению Кидлингтона, Мидоус был слишком уж крупным и мощным и путался с чрезмерно большим количеством женщин. Но он был превосходным детективом, и его продвижение по службе сопровождалось исключительно хвалебными отзывами.
— Там довольно грязно, сэр, — предупредил Мидоус.
Еще не входя в помещение, Кидлингтон почувствовал в воздухе запах крови. Труп Вернона Поупа лежал на восточном ковре рядом с кушеткой. Из-под серой простыни, которой он был накрыт, расплывалось темное пятно крови. Когда Мидоус опустился на корточки и отвернул простыню, Кидлингтон, несмотря на тридцатилетний стаж службы в лондонской полиции, почувствовал спазм в желудке и острый привкус подступившей к горлу желчи.
— О, господи, — чуть слышно прошептал суперинтендант. Он скорчил гримасу и на мгновение отвернулся, чтобы прийти в себя.
— Я никогда не видел ничего подобного, — признался Мидоус.
Вернон Поуп, совершенно голый, лежал на спине в луже высохшей черной крови. Кидлингтону с первого взгляда стало ясно, что смертельную рану он получил уже после ожесточенной схватки. На плече красовался большой рваный порез. Нос был страшно сломан. Из обеих ноздрей струйки крови стекали в рот, который так и остался открытым, как будто перед смертью убитый пытался что-то выкрикнуть. Но, прежде всего, внимание привлекал глаз. Кидлингтон с трудом мог заставить себя смотреть на него. На щеке засохла кровь, смешанная с глазной жидкостью. Глазное яблоко было проткнуто, зрачка не видно. Глубину раны нельзя было определить без вскрытия, но, похоже, смертельным был именно этот удар. Кто-то через глаз вогнал Вернону Поупу что-то острое прямо в мозг.
Первым тишину нарушил Кидлингтон.
— Приблизительное время смерти?
— Вчера вечером, возможно, в начале вечера.
— Оружие?
— Трудно сказать. Определенно не обычный нож. Посмотрите на плечо. Края у раны рваные.
— Ваше заключение?
— Что-то острое. Отвертка или, может быть, нож для колки льда.
Кидлингтон обвел взглядом комнату.
— Тот, что принадлежал Поупу, все еще лежит на столике с напитками. Если только ваш убийца не шлялся по Лондону со своим собственным ножом для льда, оружие убийства было другим. — Кидлингтон снова посмотрел на труп. — Я осмелился бы предположить, что это был стилет. Это колющее, а не режущее оружие. Так мы можем объяснить, почему рана на плече рваная, а прокол в глазу такой ровный.
— Согласен с вами, сэр.
Кидлингтон решил, что увидел вполне достаточно. Он выпрямился и знаком приказал Мидоусу снова накрыть труп.
— А где женщина?
— В спальне. Сюда, пожалуйста, сэр.
Роберт Поуп сидел на пассажирском месте в кабине фургона. Дикки Доббс, сидевший за рулем, на бешеной скорости гнал машину к больнице Сент-Томас. Роберт был бледен, и даже со стороны можно было заметить, что его била дрожь. Именно Роберт обнаружил утром тела брата и Вайви.
Он ждал Вернона в кафе в Ист-Энде, где они каждое утро завтракали, и забеспокоился, когда старший брат не пришел. Он вызвал Дикки из дому и поспешил на склад. Увидев там трупы, он дико закричал и разбил ударом ноги столик из толстенного стекла.
Роберт и Вернон Поуп были реалистами. Они отлично понимали, что занимаются опасным делом и что любой из них, а может быть, и оба вполне могут умереть молодыми. Как и все родные братья, они иногда ссорились и даже дрались, но Роберт Поуп любил старшего брата больше, чем кого-либо другого во всем мире. Когда их родной отец — буйный безработный алкоголик — как-то раз вышел из дому, чтобы никогда больше не вернуться, Вернон во всем заменил Роберту отца. И больше всего Роберта ужаснуло, как он умер: ему нанесли удар в глаз и бросили голого на полу. А ни в чем неповинная Вайви получила удар в сердце.
Вполне возможно, что убийства были делом кого-то из их врагов. Во время войны их рэкет процветал, и они постепенно подчиняли себе новые и новые территории. Но эта расправа совершенно не походила на бандитские убийства, которых ему довелось повидать немало. Роберт подозревал, что событие как-то связано с той женщиной — Кэтрин, или как там еще ее звали на самом деле. Он сделал анонимный звонок в полицию — все равно без их участия обойтись было нельзя, — но доверять «бобби» поиски убийц своего брата не собирался. Он должен был расквитаться лично.
Дикки остановил машину на набережной и вошел в больницу через служебный вход. Через пять минут он появился вновь и подошел к фургону.
— Ты его нашел? — без предисловий спросил Поуп.
— Да. Он говорит, что, наверно, сможет раздобыть то, что нам нужно.
— Скоро?
— Минут через двадцать.
Примерно через полчаса из той же двери вышел тощий мужчина с изможденным лицом и рысцой подбежал к фургону. Дикки опустил стекло в окне.
— Я все нашел, мистер Поуп, — сказал он. — Девочка из приемного покоя мне разыскала. Она сказала, что это против правил, но я ее уломал. Пообещал ей пятерик. Надеюсь, вы не будете возражать.
Дикки протянул руку, и санитар вручил ему клочок бумаги. Дикки сразу же передал его Поупу.
— Хорошая работа, Сэмми, — сказал Поуп, взглянув на листок. — Дай ему деньги, Дикки.
Санитар взял деньги, и его лицо еще больше вытянулось от разочарования.
— Что случилось, Сэмми? — поинтересовался Дикки. — Десять бобов, все, как я тебе обещал.
— А как насчет пятерки для девочки?
— Верхнюю пятерку возьми себе, а нижнюю отдашь ей, — сказал Поуп.
— Но мистер Поуп...
— Сэмми, ты что, хочешь даже сегодня попробовать морочить мне голову?
Дикки перевел рычаг коробки передач, и фургон, взвизгнув шинами, сорвался с места.
— Куда теперь? — спросил Дикки.
— Ислингтон. Гони!
Миссис Юнис Райт, проживавшая в доме номер 23 по Нортон-лейн, очень походила на свой дом: высокая, худощавая, пятидесяти с лишним (немного ближе к шестидесяти) лет — воплощение викторианского здравомыслия и викторианских манер. Она не знала и, больше того, так и не узнала до самого конца своей жизни, когда этот неприятный эпизод давно остался в прошлом, что адрес ее почтенного дома был использован для обмана ее родной и горячо любимой страны агентом немецкой военной разведки, носившим имя Кэтрин Блэйк.