Под кожей – только я
Шрифт:
– Ну да. Ты что, не знал?
– Нет. Постой, но мы же разговаривали… Ну вот как сейчас с тобой.
– Ну да, у нее стоит простенький имплант, который позволяет различать некоторые звуки. А еще она прекрасно читает по губам.
– А она всегда была… ну, глухой?
– Кажется, мне было лет семь или восемь – мы с Вольфом прогуливались по саду и я заметил, что старик Ван, садовник, который всегда срывал для меня самый красивый цветок, чем-то страшно расстроен. Я стал его расспрашивать, и он признался, что его внучка тяжело переболела не то корью, не то свинкой и потеряла слух. Я расчувствовался и сказал Вольфу, что готов пожертвовать своими карманными деньгами, чтобы оплатить операцию. Да, я вспомнил теперь: старик Ван подвел ко мне какую-то темноволосую девчушку,
Лука засунул руки в карманы и отошел к окну.
– Не сказал бы. Все это так… бездарный спектакль. Непонятно только, ради кого я днями напролет кривляюсь на сцене – зрителей-то нет. Одно радует: за это время я здорово нагнал учебную программу по всем предметам. Правда, чего это все стоило…
– Вольф говорит, что ты небезнадежен. И это определенно самый лестный отзыв о ком-то из всех, что я слышал от него за всю жизнь. Еще и советник Юнг вцепился в тебя бульдожьей хваткой?
Лука только хмыкнул. Он не верил в кровные узы и галиматью с ментальной связью мессера и хоста, про которую без устали твердил Вольф, но Тео, похоже, неплохой парень.
– Слушай, давно хотел спросить: как тебя угораздило вляпаться в историю с похищением?
Тео сразу поскучнел.
– Это Вольф поручил расспросить, да?
– Нет. То есть да. Но мне и самому это покоя не дает. Ты же все-таки, ну… наследник мессера Ганзы и все такое… Не могли же тебе посреди дня мешок на голову нахлобучить и в аэромобиль затолкать?
– Ну, почему же… Примерно так все и было.
– Ты что, под гипнозом был?
– Я, правда, как ни стараюсь, не могу вспомнить, как это случилось и что было потом. Наверное, это посттравматический синдром. Или доктор Крау все-таки переборщил с медикаментами, когда выводил меня из комы. Начисто все стерлось из памяти. И знаешь, я этому даже рад.
– Вот что меня занимает: почему те, кто тебя похитил, не потребовали выкупа?
– Вполне может оказаться, что они вообще не подозревали, кто я. Как я понял из обрывков разговоров, это были вовсе не воротилы криминального мира. Так, мелкие мошенники, промышляющие разными грязными делишками.
– Но кто же все-таки стоял за всем этим?
– Не знаю. И, честно говоря, мне все равно. Все уже позади.
– Погоди, но как ты оказался на складе в Гамбурге?
– О, это и правда забавная история. Потный алжирец, который заправлял шайкой, оставил нас в каком-то заброшенном доме. От холода зуб на зуб не попадал, из развлечений – только засаленная колода карт. У охранников, которые уже устали слушать заверения, что скоро они сорвут серьезный куш, нервы вконец расшатались. И я сказал, что глупо лаяться из-за ерунды, когда можно обчистить любой банк или магазин в Ганзе. Потому что я – непревзойденный взломщик.
– И эти остолопы купились?
– Не сразу, конечно. Но я показал пару фокусов со старыми замками. Ты знал, что девяносто девять из ста биометрических замков, установленных в Ганзе, производятся на одном заводе? Владельцем которого, разумеется, является семья Вагнеров. Так вот, помимо персональной настройки под владельца в каждом замке зашита базовая программа, которая срабатывает на взаимодействие с генными кодами нашей семьи.
– Для Вагнеров нет закрытых дверей, – усмехнулся Лука.
– А ты думал, поговорки на пустом месте появляются?
– Ну допустим. Но раз любой замок – не проблема, почему ты просто не сбежал?
– После нескольких неудачных попыток на меня нацепили ханьские магнитные браслеты с геолокацией и электрошокером. Подаваться в бега с таким багажом – сомнительное удовольствие. Так что пришлось напрячь голову.
– Так ты нарочно навел их на мысль ограбить склад в Гамбурге?
– Конечно. Я бывал там как-то с Вольфом и знал про тоннель. Рассчитывал, что пока они радуются добыче, получится незаметно ускользнуть.
Лука рассеянно выглянул в окно. Ярко светило весеннее солнце, по мокрому карнизу прыгали взъерошенные воробьи. В изложении Тео все выглядело именно так, как и предполагал Вольф. Но Луку не покидало чувство, что головоломка так и не сложилась в правильный паззл, потому что некоторые фрагменты надежно утеряны. И это не на шутку озадачивало.
Глава 11
– Занят?
Лука оторвал голову от старинного ханьского талмуда по искусству войны.
– Еще пять глав осталось вызубрить к завтрашнему экзамену.
– Прогуляемся в парке? Это не займет много времени, – предложил Тео.
Лука захлопнул фолиант, почти целиком состоявший из сносок, примечаний и пояснительных статей, и с удовольствием расправил затекшие плечи.
Тео вернулся во дворец почти неделю назад, и Лука в очередной раз поразился искусству Вольфа Вагнера обставить все без лишней шумихи. В резиденции никто не выказал удивления из-за внезапного «раздвоения» наследника мессера: как будто Теофиль по семейной традиции с раннего детства воспитывался вместе с хостом. Более того, с каждым днем Лука все больше укреплялся в мысли, что все до единого в бесчисленном корпусе вышколенных слуг с самого первого дня доподлинно знали, что перед ними вовсе не наследник мессера. Они просто выполняли распоряжения Вольфганга Вагнера: оказывали почести, полагающиеся юному наследнику по статусу, и старательно не замечали очевидных промахов самозванца. Так что напрасно он ликовал, что так ловко обвел всех вокруг пальца. На самом деле он оказался не талантливым актером, а безымянным статистом иммерсивной театральной постановки. Наблюдая, как непринужденно Тео держится за обеденным столом, сервированном фамильным серебром и фарфором, как легко подхватывает разговор, как со сдержанной полуулыбкой терпеливо ждет, пока престарелый камердинер услужливо распахнет перед ним двери бальной залы, как придирчиво выбирает подходящий случаю костюм, Лука вновь и вновь убеждался: Миа была права – они с Тео настолько разные, что их невозможно спутать. В роли наследника мессера он выглядел нелепым, неуклюжим посмешищем, как цирковой медведь в расшитой пайетками балетной пачке, взгромоздившийся на велосипед на потеху публике. Ощущение своей чужеродности, несовместимости с роскошной обстановкой резиденции Вагнеров, ее железным распорядком дня и негласным сводом правил не приглушилось со временем, а только обострилось. Но когда Лука попытался завести с Вольфом разговор о том, что теперь, когда Тео полностью оправился, их соглашение можно расторгнуть, тот напомнил, что оговоренный в контракте срок еще не истек: «Поверь, я вовсе не собираюсь удерживать тебя здесь силой. Вернуться к прежней жизни в Гамбурге никогда не поздно. Я лишь хочу, чтобы ты увидел, что есть и другой путь. А выбор всегда останется за тобой».
На дворцовый парк уже опустились сумерки. В воздухе плыл приторно сладкий запах цветущей сирени, кусты которой напоминали гигантские облака сахарной ваты. Тео неторопливо шагал по посыпанной гравием дорожке, оглядывая клумбы с распустившимися нарциссами, королевскими ирисами и гиацинтами. Похоже, он вытянул Луку на прогулку для важного разговора, но медлил, собираясь с мыслями.
Они вышли к павильону с высокими арочными окнами и балюстрадой, украшенной причудливыми вазонами. Перед парадным крыльцом раскинулся лабиринт из живого кустарника.
– Галерея старых мастеров. Здесь находятся бесценные полотна. Отец – не просто коллекционер. Он прикладывает колоссальные усилия, чтобы спасти сокровища мирового искусства из разоренных варварами музеев.
Тео приложил ладонь к сенсорной панели и потянул ручку двери в виде оскаленной головы льва. Ярко освещенный холл был обставлен с дворцовым шиком: зеркала, канделябры, позолота, портьеры из алого бархата, бесконечная анфилада выставочных залов. На мгновение у Луки возникло ощущение, что он заперт в пересечении зеркальных отражений.