Под кожей
Шрифт:
Около «лэндровера» кто-то потрясенно выругался на ее родном языке — мужчины увидели втиснутые в багажник грязные туши. Иссерли их испуг нисколько не волновал, она и Ессвис сделали все возможное для того, чтобы вернуть животных в целости и сохранности — да и чего другого ожидали эти мужланы?
Чтобы не слышать их жалоб, а заодно уж и избежать необходимости предлагать им помощь в переноске туш, она ускользнула в амбар и отправилась на поиски главного источника всех этих неприятностей — Амлиса Весса.
Гулкий нулевой уровень амбара был пуст: ничего, что можно было бы сдвинуть с места, если не считать огромной черной сигары грузового корабля, висевшей прямо под
В одном из углов амбара стоял огромный стальной барабан с тисненым, заржавевшим и выцветшим изображением коровы и овцы и медным краном сбоку. Иссерли повернула ручку крана, и барабан плавно раскрылся по неприметному шву, точно вертикальные веки.
Она вошла внутрь, металл сомкнулся за нею и начался спуск под землю.
Двери лифта открылись автоматически, как только он опустился на уровень с наименьшей глубиной залегания, — там находились кухня и комната отдыха работников фермы. Этот уровень с его низкими потолками и резким, как на бензозаправке, освещением был до отвращения утилитарным и навсегда, навсегда пропахшим жареной картошкой, немытыми мужскими телами и муссантовым паштетом.
Сейчас здесь никого не было, и Иссерли поехала дальше. Она надеялась, что Амлис Весс не прячется на одном из самых нижних уровней, там, где производятся забой и разделка водселей; Иссерли никогда на нем не бывала и сейчас любоваться им желания не имела. Людям, страдающим клаустрофобией, там не место.
Лифт снова встал, теперь на уровне жилья работников — наиболее вероятном (если подумать как следует) местонахождении Амлиса Весса. Иссерли была здесь всего лишь раз, сразу после прибытия на ферму Аблах. Причин для повторного посещения этого затхлого муравейника, населенного угрюмыми мужланами, у нее не нашлось ни разу: слишком уж он напоминал ей Плантации. Впрочем, сейчас причина имелась. Когда стальные створки двери начали расходится, Иссерли внутренне изготовилась к гневной стычке.
Первым кого она увидела, был Амлис Весс, собственной персоной, стоявший в пугающей близости к лифту. Иссерли никак не ожидала увидеть его в такой близи от себя, ей показалось, что он сейчас войдет к ней в лифт. Впрочем, Амлис Весс стоял совершенно неподвижно. На самом деле, все стало совершенно неподвижным: время, похоже, остановилось и трогаться с места не собиралось, предоставляя Иссерли, успевшей все же открыть рот, чтобы обругать Амлиса Весса, возможность разглядеть его. Рот так и остался открытым.
Он был самым красивым мужчиной, какого она когда-либо встречала.
Обескураживающе знакомый, как и все знаменитости, он казался и совершенно чужим, никогда прежде ею не виденным: наполовину забытые фотографии Амлиса Весса, которые когда-то попадались ей в прессе, ни в малой мере не передавали его привлекательности.
Как и все представители расы Иссерли (за исключением ее самой и Ессвиса, разумеется), он передвигался на четвереньках и никакой одежды не носил, конечности же его имели в точности равную длину и были равно гибкими. Имелся у него и хватательный хвост, который, если требовалось освободить руки, использовался в качестве дополнительной, третьей опорной конечности. Грудь Амлиса, плавно сужаясь, переходила в длинную шею, на которой сидела, будто победный трофей, голова с тремя заостренными выступами: длинными клиновидными ушами и лисьим рыльцем. Главным украшением лица, покрытого, как и все тело, мягкой шерстью, были большие идеально круглые глаза.
Впрочем, во всем этом он был нормальным, стандартным человеческим существом, ничем не отличавшимся от стоявшего за ним, нервно на него поглядывая, работника фермы.
И тем не менее он был другим.
Прежде всего, почти диковинно высоким. Голова Амлиса доходила Иссерли до груди и, если бы его, как ее, хирургически обратили в существо вертикальное, он просто-напросто нависал бы над нею. Должно быть, богатство и полная привилегий жизнь избавили его от задержек в росте, типичных для мужчин Плантации, один из которых сейчас состоял при нем в охранниках. Амлис Весс производил впечатление великана, но великана стройного, а не грузного и бесформенного. Окрас его меха отличался необычным разнообразием (по некоторым слухам, искусственным): темно-коричневый на спине, плечах и боках, он становился беспримесно черным на лице и ногах и беспримесно белым на груди. Мало того, мех еще и поблескивал, особенно на груди, где он обретал особенную густоту, почти клочкастость. Что до мускулатуры, она была скудноватой, объема ее в точности хватало лишь на то, чтобы поддерживать крупный остов Амлиса; покрытые слоем шелковистой шерсти лопатки сильно выдавались наружу. Но самой замечательной особенностью Амлиса Весса было лицо: среди мужчин, с которыми работала Иссерли, не было ни одного, чью физиономию не покрывал бы грубый ворс с пролысинами и выцветшими пятнами да неприглядные шрамы. Лицо же Амлиса Весса выстилал от кончиков ушей до изгиба шеи мех, столь черный и мягкий, что казалось, будто некий идеалистически настроенный искусник любовно покрыл это лицо замшей. И на совершенной черноте сияли, точно подсвеченный янтарь, глубоко утопленные в эту замшу темно-желтые глаза.
Металлические створки двери вдруг заскользили, будто занавес по окончании спектакля, разделив ее и двух мужчин. И только тогда Иссерли сообразила, что пролетело несколько секунд, а она из лифта так и не вышла. Дверь закрылась, Амлис исчез, пол под ногами Иссерли мягко пришел в движение.
Лифт продолжил спуск к Разделочной и вольерам водселей — то есть, именно туда, куда ей попадать нисколько не хотелось, — и она досадливо ударила ладонью по кнопке ВВЕРХ.
Лифт остановился, створки двери дрогнули, словно собираясь открыться, но успели разойтись лишь на сантиметр-другой, и тут кабина рванулась вверх. Только влажное дуновение животного смрада исхитрилось проскочить в нее, больше ничего.
На жилом уровне дверь лифта открылась снова.
Амлис Весс успел немного отступить от нее к своему охраннику. Он остался таким же красивым, однако за несколько проведенных без него секунд Иссерли успела снова наполниться гневом. Красивый или не красивый, Весс был повинен в ребяческом, по сути своей, вредительстве, из-за которого Иссерли пришлось только что пройти через ад. Внешность Амлиса застала ее врасплох, только и всего: это решительно ничего не значило. Она ожидала увидеть всего-навсего человека, повинного в дурном, глупом поступке, а увидела существо далеко не безликое и оказалась к этому не готовой.
— О, прекрасно, я уж подумал, что вы решили нас с собой не брать, — произнес Амлис Весс. Голос у него был теплый, музыкальный и ужасно, ужасно аристократичный. От звуков его по телу Иссерли прокатилась дрожь негодования, за которое она и решила крепко держаться.
— Давайте обойдемся без изысканного остроумия, господин Весс, — сказала она, выходя из лифта. — Я устала — очень.
И нарочито, подчеркнуто, обратилась ко второму мужчине, в котором с некоторым запозданием признала Инса, инженера.