Под кожей
Шрифт:
— Питлохри подойдет? — спросила она, решив при взгляде на его открытое лицо с написанным на нем желанием понравиться, что этого будет более чем достаточно.
— Блеск! — восторженно воскликнул он, запрыгивая в машину.
Лицо у него было большое, мясистое, такое, точно он уже обратился в месячного, на лоб спадали завитки светлых волос. Правда, они были редковаты, да и кожа у этого водселя оказалась грубой, покрытой пятнами, — как если бы на каком-то повороте жизни он потерял голову в море, а потом ее выбросило на берег, где она и провалялась несколько лет под солнцем, прежде чем воссоединиться с телом.
— Меня Дэйвом зовут, — и он протянул ей руку. Иссерли с опаской протянула свою и постаралась не поморщиться, когда он нажал на то место, где когда-то торчал шестой палец. Обычно стопщики ей не представлялись, и теперь она не сразу нашлась с ответом.
— Луиза, — сказала она, помолчав.
— Рад знакомству, — и он лучезарно улыбнулся, пристегиваясь с такой старательностью, точно им обоим предстояло некое профессиональное приключение — попытка преодолеть на гоночном автомобиле звуковой барьер или испытания джипа в каменистой местности.
— У вас, похоже, хорошее настроение, — заметила, отъезжая от обочины, Иссерли.
— В самую точку, голубка. Доволен до смерти, — признал Дэйв.
— В Глазго вас ожидает что-то приятное? — продолжала Иссерли.
— И опять в самую точку, — ухмыльнулся он. — Я разжился билетами на Джона Мартина.
Иссерли мысленно перебрала всех музыкантов и эстрадных артистов, каких видела по телевизору во время утренних разминок и какие по тем или иным причинам фигурировали в вечерних новостях. Имени Джона Мартина она не помнила, стало быть, ложек он усилием мысли не гнул и законов, которые запрещают вдыхать дым горящих растений, не нарушал.
— Не слышала о таком, — сказала она.
— Какие-нибудь его песни вы рано или поздно точно услышите, — пообещал Дэйв, неверяще наморщив лоб. — Да ту же «Пусть не придется тебе никогда», ее все знают.
И он вдруг без всякого предупреждения запел:
— «Пу-у-усть не придется тебе никогда лежать, не сжимая ничьей руки…»
— Нет.
Иссерли, с перепугу бросившая машину к середине дороги, поспешила вернуть ее в прежний ряд.
— Ладно, а как насчет «За холмом»? — упорствовал Дэйв. И снова запел, перебирая мясистыми пальцами одной руки ребра, а другой беря аккорды на шейке невидимой гитары: — «Я беспокоился о детях, я беспокоился о жене; есть лишь одно место для мужчины, если он беспокоится о своей жизни — ХЕЙ ХЕЙ ХЕЙ, его дом за холмом!»
— А вы о своей жене не беспокоитесь, Дэйв? — ровным тоном поинтересовалась, не сводя глаз с дороги, Иссерли.
— Ага. Беспокоюсь — а ну как она прознает, куда я намылился, хе-хе.
— Дети у вас есть?
Она понимала, что ведет себя слишком напористо, но была нынче не в том настроении, чтобы попусту тратить время.
— Детей у нас нет, голубка, — с неожиданной серьезностью ответил Дэйв, укладывая руки на колени.
Не переборщила ли она? — задумалась Иссерли. И, сжав губы и выпятив грудь, переключила все свое внимание на дорогу.
Жалко, думал Дэйв, что эта Луиза только до Питлохри его подбросит. Такими темпами он попадет в Глазго часа на четыре раньше, чем ему требуется, а провести пустое время с этой девчонкой он бы точно не отказался. Нет, он, конечно, не сексист, однако она говорит свободно и открыто, а так обычно разговаривают девчонки доступные, и потом она подсадила его, здоровенного мясистого малого, а женщины этого почти никогда, чего уж там, не делают. Грудь у нее фантастическая и глазища больше, чем у самой Шинейд О’Коннор, да и волосы тоже ничего, хоть и нечесаные, торчат во все стороны, как у половой щетки, и закрывают сбоку ее лицо. Наверное, это и называется у женщин «днем растрепанной прически». Может, ему стоит сказать пару слов насчет «дня растрепанной прически» — показать ей, что он кой-чего в этих делах понимает. Женщинам нравится думать, будто между полами нет непроходимой границы, и от таких разговоров ноги у них сами собой раздвигаются, он это давно уже обнаружил.
Может, они по дороге в Питлохри поладить успеют, а? В конце концов, на хрена им койка? А ну как, Луиза сдаст на стоянку и покажет ему, чего она умеет?
Мечтай, Дэйв, мечтать не вредно. Знаешь, что будет на самом деле? В Питлохри она высадит тебя на обочину и поедет дальше, помигав на прощание задними огнями. И все, конец истории.
Ладно, зато ты Джона Мартина увидишь, не забывай об этом. Отделаться от женщины штука всегда не простая, вспоминаешь потом и чего-то стыдно становится, а великий концерт он завсегда душу греет.
Кстати, о концерте: а нет ли у этой девчонки какой-нибудь музыки? Вон прям над его коленом кассетник торчит: до Питлохри можно не одну С-90 прокрутить!
— У вас какие-нибудь записи есть, а, голубка? — спросил Дэйв, ткнув пальцем в магнитофон. Иссерли взглянула на металлическую щель, попыталась припомнить, было за ней что-нибудь или нет, когда она годы назад приобрела этот автомобиль.
— Да, по-моему, одна имеется, — ответила она, смутно вспомнив, как напугала ее, осваивавшую рычажки и кнопки приборной доски, неожиданно зазвучавшая музыка.
— Блеск: поставьте, а? — попросил он, тут же начав прихлопывать себя по обтянутым джинсами ногам, точно опробуя ударную установку.
— Вы лучше сами, — сказала Иссерли. — Я все-таки машину веду.
Она почувствовала, что Дэйв вытаращился на нее, словно не поверив в такую ее осторожность, однако их то и дело обгоняли машины, и она слишком нервничала, чтобы оторвать взгляд от дороги. После того как этот маньяк Ессвис гонял на огромной скорости и всю ее растряс, она не имела никакого желания пересекать сорокапятимильную отметку.
Дэйв включил магнитофон и из динамиков послушно полился звук. Поначалу Иссерли порадовалась за него, получившего желаемое, но затем почувствовала: нет, что-то не так, — и заставила себя прислушаться к музыке. Музыка затихала каждые несколько секунд, словно ныряла, преодолевая водные препятствия.
— О господи, — заволновалась Иссерли. — Похоже, моя машинка разладилась, так?
— He-а, все дело в ленте, голубка, — ответил Дэйв. — Ей натягу не хватает.
— О господи, — повторила Иссерли, сосредоточенно морща лоб: шедшая за нею машина, гуднула, разочарованная, похоже, ее нежеланием обгонять туристский автобус. — Значит придется ее… э-э… выбросить?