Под крики сов
Шрифт:
Впрочем, не так важно, во что они одеты, поскольку дети шли не на свадьбу, и описаны они не для газетной заметки, а чтобы вы смогли их представить и отличить друг от друга: вот Фрэнси, Тоби, Дафна и Цыпка Уизерс хотят найти сокровище и уверены, что найдут; так же, как взрослые люди (по мнению детей) ходят в магазины, в конторы и на заводы, то есть на работу, чтобы найти свое взрослое сокровище.
Детям Уизерс далеко ходить не надо было. Сначала на холм, потом вниз и на Кросс-стрит. Они шли мимо людей, которые работали в своих садах, косили газоны, копали грядки; дамы, опустив колени на маленькие резиновые коврики, склонялись над первоцветами и анютиными глазками. Шли мимо домов с кружевными занавесками
На пути им попался Тим Харлоу, который ездил кругами на своем велосипеде. Он остановился, чтобы поболтать с Фрэнси:
– Дарова, милашка.
Фрэнси, высоко подняв голову, прошла мимо, потом обернулась и послала ему улыбку. Он улыбнулся в ответ.
– Какая девчонка ему досталась, – гордо сказала Фрэнси.
– Ты с ним встречаешься? – спросила Дафна.
– Еще чего, – сказала Фрэнси. – Никогда не клади все яйца в одну корзину. К тому же он младше. О, смотрите, мертвый ежик.
Он лежал посреди дороги, раздавленный и бездыханный.
– А почему? – спросила Цыпка, подошедшая сзади.
Фрэнси объяснила.
– Ночью, – сказала она, – ежи думают, что в темноте можно спокойно гулять и ничего не бояться, а где еще гулять, как не по дороге с белой полосой посередине?
Она шутила. Она знала, что Тим Харлоу маячит у нее за спиной, и она была самодовольна и отпускала шуточки. Очень похоже на Фрэнси – шутить, когда дело доходит до болезни или смерти, потому что она быстро росла и узнавала всякое, и бросила школу, чтобы зарабатывать себе на жизнь, да и в любом случае, подумаешь, ежик.
В общем, она сказала:
– Ничего страшного, оставь. Убери от него свой чистый носовой платок, Дафна. Когда выйду замуж и обзаведусь машиной, я, наверное, перееду сотни и сотни ежей, даже об этом не подозревая. Они просто пятно на дороге.
Дафна убрала платок. В конце концов, ежик умер, и это грустно, но такая расплющенная и грязная смерть вызывала желание отвернуться.
Они пришли на свалку, где вонь и грязь, и тои-тои [2] , как бахрома на шали; и они полезли по траве, по мертвым бревнам и искореженным железякам, и вместе уселись на чистой прогалине, заросшей мятликом и без пепла, чтобы отдохнуть и вынуть камешек из ботинка Цыпки. Опереться было не на что, поэтому сидели прямо, уперев локти в колени. Они стали сравнивать свои коленки.
2
Высокая трава, характерная именно для Новой Зеландии, название взято из языка маори. – Здесь и далее примечания переводчика.
– Твои узловатые, – сказали они Тоби.
Тоби говорил мало. Обычно он просто злился и швырял вещи или плакал. Он посмотрел на свои узловатые колени, а затем на Цыпку, потому что она была младше и не умела спорить.
– У тебя тоже узловатые.
– А у меня перепонки, – сказала Дафна, растопыривая пальцы. – Значит, я наполовину рыба.
– А у меня бородавка, надо приложить подорожник, – сказала Фрэнси. Потом вздохнула и пожала плечами. – Что вы за детишки, и как это я согласилась приглядывать за вами в субботу, когда могла бы найти себе занятие поинтереснее, встретиться с друзьями, например. И вообще, зачем мы сюда пришли? Я уж точно не намерена сидеть весь день на старой грязной свалке.
– Фрэнси, ты ведь раньше ходила с нами.
– Раньше?
– До того как бросила школу и все изменилось. Ты не хочешь вернуться в школу и снова стать Жанной д’Арк? Она была
Фрэнси хихикнула.
– Святые не по моей части. Я предпочла бы стать взрослой. Давайте-ка лучше пойдем вон туда, где что-то жгут, и посмотрим на огонь. Только полчасика, а потом домой, и по дороге возьмем кислых леденцов, но уж точно не анисовых.
Цыпка заплакала. Ей и так не очень-то хотелось идти на свалку, потому что далеко и она все время отставала, но Фрэнси обещала анисовые леденцы, и всю дорогу Цыпка представляла себе леденец, сначала он во рту коричневый, потом белый с крошечным голубым ободком или отблеском, потом чисто белый, как теплая градина.
– Но ты обещала анисовые леденцы, Фрэнси.
– Я? Надо же. Ладно, тогда по три пенса за штуку, и довольно хныкать.
Подошли к огню. Он был больше, чем они думали, от него валил дым и пахло машинным маслом, керосином, резиной и тряпьем. Рядом стоял мужчина, который то сбивал огонь мешком, то ворошил палкой, чтобы разгорелся. Он повернулся к детям, стоявшим вверху на краю лощины.
– Вон отсюда, дети, а не то взорветесь или сгорите.
Фрэнси уставилась на него. Откуда здесь, подумала она, отец Тима Харлоу. Он говорил, что его отец в свободное время работал хирургом, делал операции, носил резиновые перчатки и маски из марли, а медсестры, такие же хорошенькие, как я, вытирали пот у него со лба, и все ему подавали. Она хотела приблизиться, чтобы посмотреть.
А что произошло потом, никто не может точно описать. Произошло, так или иначе. Фрэнси споткнулась о ржавый обломок плуга и упала вниз головой, слетела по склону кувырком, прямо в пламя. И отец Тима Харлоу, член Совета, пытался подхватить ее и прыгнул высоко, как балерина, чтобы добраться до нее, и крикнул во время танца:
– Помогите, помогите, или зовите врача, или помогите!
Пламя окрасило багряной тенью его мешок, которым он размахивал в танце, как матадор.
И Дафна, и Тоби, и Цыпка побежали вперед, зовя:
– Фрэнси, Фрэнси, Фрэнси.
Как будто имя, произнесенное трижды, оживит ее, как по волшебству.
– О господи, – завопил мистер Харлоу.
Он схватил детей и оттащил их назад. И отовсюду появились люди, словно из засады, и там была женщина, рвущая простыню, и это была миссис Питерсон из «Планкет» [3] , плоская и темная, как школьная доска, с написанным мелом ужасом на лице. И Дафну, и Тоби, и Цыпку отвели в дом Харлоу, дали по глотку горячего молока и кусочку кекса и велели ждать машину, которая отвезет их домой. И они сели на диван, из середины которого, словно внутренности мертвого ежа, торчал пыльный кусок набивки.
3
Новозеландская благотворительная организация, которая помогает родителям детей в возрасте до пяти лет.
Они сидели в ряд, свесив ноги со слишком высокого для них дивана, и крепко сжимали свои кусочки кекса, хотя и не думали его есть, и он разваливался от того, что его сжимали, и потому что был теплый, и крошки падали на ковер Харлоу; но никто не обращал внимания.
Миссис Харлоу, невзрачная женщина, изогнутая, как перышко, с желтыми, словно тои-тои, волосами, смотрела на них, стоя у двери. В руке у нее был кусок кекса, и она будто не знала, куда его положить. Она быстро оглядела комнату, словно ища, кому бы отдать кекс, а увидела только Дафну, Тоби и Цыпку; поэтому положила кекс на блюдо рядом с пакетом иголок и мотком шерстяных ниток, и кекс пророс в высокий золотой цветок, пробившись сквозь крышу и дотянувшись до неба, и Дафна его заметила и сорвала один лепесток, чтобы увезти в машине домой.