Под крылом Ангела
Шрифт:
Эд выдержал паузу — Станиславский был бы доволен — и продолжил:
— Я боюсь обидеть тебя, но, пожалуй, должен кое-что объяснить… Видишь ли, я привык быть один, ценю свою внутреннюю свободу, и мне сложно переделать себя!
«Что? — она внутренне возмутилась. — И это говорит Эдуард, про которого болтают, будто он не пропустил ни одной юбки!»
— А как же твоя жена? — мстительно вставила Бася.
— Жена здесь совершенно ни при чем! Мы давно существуем отдельно друг от друга!
Почему-то больше всего ее оскорбило это блеянье «э…».
— Встретив тебя, я подумал, что у нас все может получиться, но не учел многих вещей…
Бася растерялась и даже не знала, что сказать.
— Прости, я потерял голову, но жизнь есть жизнь…
Какие невыразимые банальности и штампы он произносит, ужаснулась Бася. Как все это мелко и пошло… И неужели в этой дешевой водевильной сцене она играет главную роль?
С нотой подлинного трагизма Эд произнес:
— Я ничего не могу тебе дать. Наверное, я не достоин тебя!
Бася растерянно промолвила:
— Эдуард, я ничего не понимаю…
Он молчал, глядя куда-то в сторону. Ей вдруг показалось, что земля уходит из-под ног.
Подошел официант, важный, как пингвин, и спросил, чего господа изволят.
— Яду, — мрачно ответила Бася.
— Что, простите? — вылупился пингвин.
— Яду! Чтобы отравиться наверняка и сразу!
— Ах, дорогая, прошу тебя, давай без истерик, — сморщился Эд и подал официанту знак удалиться.
— Ты отказываешься от меня?
Он молчал.
Надо же, как больно! Она и не думала, что может быть так больно… Столько писала о любви, а об этой боли ничего не знала… Да, хорошая школа! Писатель должен страдать, только тогда он сможет написать нечто значительное. Давай, Эд, помучь меня еще…
— Что ты молчишь? — сказала она и почувствовала, что вот-вот брызнут предательские слезы, но усилием воли заставила себя сдержаться: — Со мной не надо играть, милый! Мы не на сцене и не на съемочной площадке! Ты увлекся и никак не выйдешь из образа. Меня не интересует журнально-экранный напомаженный Эдуард! Где ты настоящий?!
Последнюю фразу она выкрикнула так, что на них стали оглядываться люди за соседними столиками.
Эдуард сконфузился.
— Прошу тебя!
— Да к черту все! — крикнула Бася не менее громко. — Давай будем живыми людьми! С чувствами и эмоциями!
— Ну, — мрачно отозвался Эдуард. — И при чем здесь это?
— При том! Я хочу прежде всего искренности! Или ты перестанешь играть и отдашься своим чувствам целиком, или нам придется расстаться. Конечно, я понимаю тебя — не так-то легко изменить жизнь в нашем возрасте, но я не согласна на меньшее, чем любовь.
— Зачем же так ставить вопрос? Какой-то, извини, юношеский максимализм.
— А как ты хотел? Что я буду ждать, когда ты вспомнишь обо мне и, может быть, уделишь минутку своего звездного внимания? Нет, Эд, так не будет! Или все, или ничего — и точка!
Он вспыхнул:
— Вот оно, твое любимое выражение: «И точка!» Как часто ты его произносишь! Тебе надо, чтобы всегда было по-твоему! Но неужели нельзя хоть на минуту представить, что может быть не точка, а, скажем, многоточие, тире или вообще…
— Междометие! — закончила фразу Бася и смачно ругнулась. — Примерно такое.
Эд ошалело посмотрел на нее:
— Ну, знаешь, не ожидал от тебя!
— А я и так могу, представь себе! — отрезала Бася.
Эд укоризненно покачал головой и строго заметил:
— Ты ставишь мне в вину мою занятость и стремление сделать карьеру, но разве ты сама не свихнулась на своих книгах и популярности?
— Неправда! — слабо запротестовала Бася. — Личная жизнь для меня на первом месте!
— Ты действительно в это веришь? — ухмыльнулся Эд, и его ухмылка оскорбила ее до глубины души.
— Да если хочешь знать, с тех пор как мы встретились, я не написала ничего приличного, потому что была переполнена любовью и у меня не оставалось сил на работу! — с горечью воскликнула Бася.
— Очень плохо, — пожал плечами Эд. — Извини, но я не могу позволить себе настолько раствориться в чувствах, чтобы забыть обо всем остальном! И потом, Барбара, жизнь — это не дамский роман!
Бася поперхнулась: какого черта он себе позволяет?!
— Кроме того, проблема в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь! — продолжал Эд. — Я уж не говорю о том, что тебя вообще никогда не интересовало, чего хочу я!
«Потрясающая способность перевернуть все с ног на голову и обвинить в происходящем другого! — усмехнулась Бася. — Мало того, что он меня бросает, даже не стараясь обставить это хоть как-то изящно, так еще и утверждает, что во всем виновата я сама! Нападение — лучшее средство защиты, так, что ли?»
— Эд, если у нас много претензий друг к другу, не значит ли это, что нам лучше расстаться? — Она задала вопрос спокойно, хотя в конце фразы голос сорвался.
— Ну что ж, — сдержанно кивнул Эдуард. — Возможно, так будет лучше для нас обоих.
Бася заставила себя улыбнуться. Его прицельная стрельба достигла цели, и она, можно сказать, оказалась убита наповал.
Как больно и трудно дышать… Почему-то вспомнился фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Она — хрипящая, загнанная лошадь. Больно…