Под крылом доктора Фрейда
Шрифт:
— А как же! И Познера всегда смотрю. И Михаила Веллера!
— Ну я, в общем-то, и не намерен задерживать вас.
Бурыкин встал и снова посмотрел на Альфию. Она уже пришла в себя и подошла к нему с улыбкой.
— Спасибо, Владимир Михайлович, что нашли время.
— Я, Альфия Ахадовна, для вас всегда на все готов. Как юный пионэр! — шутливо сказал Бурыкин, но Альфия увидела, что что-то его озаботило. Он взял ее под руку, и они вместе вышли в коридор.
— Обсудим? За чашкой чая? — Альфия сделала самые наивные глаза.
— Мне
— Зачем? Я ведь просила тебя неофициально.
— Необязательно, так необязательно, — пропел Владимир Михайлович в ответ.
Однако во время обсуждения специфических тонкостей состояния Инны Игнатьевны он был не в меру задумчив и даже, пожалуй, скучен. А уходя, вдруг взял у Альфии предложенную ему в благодарность бутылку коньяка, чего раньше в таких ситуациях никогда, во всяком случае при ней, не делал. Такого она от него не ожидала.
Надо отвлечься. Как она ему ответила?
Таня
Таня встретила Давыдова уже спокойно, с улыбкой.
— Ты не поверишь, — сказала она, — но все прошлые дни ты почему-то представлялся мне рыцарем! В латах, с длинным мечом, в кружевном воротнике и в кожаных сапогах. — Она секунду помолчала и вдруг робко добавила: — Мне как будто кто-то говорит, что ты дан мне от Бога.
Она наклонила голову, как бы прислушиваясь к слышимому только ей разговору.
Виталий вспомнил, что Альфия велела ему разговаривать на приятные Тане темы.
— Что же в этом удивительного? Наверное, так и есть.
Она нерешительно высказалась:
— Я раньше не понимала, что это значит «от Бога». Думала, люди вкладывают в эти слова понятия о генах, о наследственности… Оказывается, нет. Им в голову кто-то вкладывает мысли. А кто? Я думаю, это и есть Бог.
Виталию захотелось ее поймать. Они и раньше ловили друг друга в своих разговорах. Это оттачивало ум. Сейчас он решил проверить Таню, спросил:
— А когда говорят «от лукавого»? Это значит, бес вкладывает мысли? Тогда чем он отличается от Бога?
Таня быстро проговорила:
— Мыслями! Если мысли правильные, они от Бога.
Виталий засмеялся и, сам не зная того, повторил выражение Альфии, сказанное в это же самое время, но в другой комнате:
— Дорога в ад выстлана благими намерениями!
Но Таня не стала продолжать. Она задумчиво посмотрела на мужа и натянула одеяло до подбородка. Он снова испугался:
— Ты чего?
— Ты можешь принести мне зеркало? — спросила она.
Давыдов не понял этого внезапного перехода.
— Что тебе принести?
— Зеркало. Принеси мне зеркало. Можно пудреницу.
— Зачем? — вырвалось у Виталия.
Татьяна усмехнулась.
— Что, мне теперь бесполезно смотреться в зеркало?
— Вовсе нет, — растерялся он, а сам невольно вспомнил Альфию, ее синие глаза, черные волосы, желтое платье. — Я принесу тебе все, что тебе нужно. Только завтра.
— Ну и хорошо. А сейчас иди. — Она спустилась на подушке и закрыла глаза. — Иди, Виталий. Мне сейчас очень захотелось спать.
Альфия
Дима с Настей появились на следующий день после перевода как ни в чем не бывало. Сначала Альфия хотела устроить им обоим выволочку, но, подумав, не стала этого делать. Решила понаблюдать. Совместная трепка, как и совместный успех, очень сближает. Она не могла поверить, что Д. всерьез заинтересовался своей пациенткой.
Дима объявил, что хотя швы и сняты, но рану нужно осматривать каждый день. Под этим предлогом он вызывал Полежаеву в процедурку, выпроваживал оттуда Сову и по часу там что-то делал.
— Ты бы зашла туда, посмотрела, что они там делают? — как-то не выдержала Альфия в разговоре с Нинель.
— А чего смотреть? Сидят на кушетке вдвоем рядышком. Разговаривают. Он ее за ручку держит. И не холодно им на клеенке-то!
— О чем разговаривают?
— Ой, Альфия Ахадовна! — Нинель выразительно посмотрела на начальницу поверх спущенных на нос очков. — Не знаете, что ли, о чем парни с девушками на свиданках разговаривают?
— Так он в нее влюбился, что ли?
— А вы что, слепая? Не видите?
Альфия остолбенела и решила положить конец этим перевязкам.
Они по-прежнему сидели с Димой в одной комнате. После возвращения он приступил и к своим обязанностям дежуранта, правда, только пока в паре с еще одним доктором. У Сурина потихоньку просыпался интерес к новой специальности, и хотя он мало в ней понимал, но, по крайней мере, старался. Удивительным казалось, что интерес его был связан лишь с потребностью зарабатывать, теперь ему требовалось гораздо больше денег. Оценку психического состояния Насти он решил отодвинуть на потом, когда начнет что-то действительно понимать.
Настя же не пыталась убедить Диму ни в своем здоровье, ни в болезни. Она приняла его заботу как должное. И хотя раньше рядом с ней еще никогда не было такого человека, ее это не удивляло. Она, как и Таня, считала себя избранной и поэтому появление Димы представлялось Насте естественным.
Прошла уже неделя с тех пор, как ее перевели из больницы, и она плыла по течению, ждала, что он решит, как поступит. А Дима боялся заговаривать с Альфией о Насте. Не нравились ему и странные, вопросительные и насмешливые взгляды Альфии на него исподтишка — из-под поднятый руки, из-под корешка истории болезни. Не нравилось ощущение, что они с Настей — два маленьких кролика в клетке, а снаружи за ними наблюдает красивый и хитрый удав. Не нравилось, что больные поглядывают на него снисходительно. И хоть у Насти хватило ума молчать, Оля Хохлакова все равно перестала с ней откровенничать о своей любви к молодому доктору. На потеху всего отделения Оля выкрасила волосы в ярко-бордовый оттенок, перед обходом мазала губы розовой перламутровой помадой и надевала вызывающего вида лифчики.