Под крылом доктора Фрейда
Шрифт:
Мать
Наконец ужасную жару сменили дожди.
С утра Альфия первым делом зашла к матери. В маленькой палате из-за дождя было темно, как в сумерках. Горел маленький ночник, работал телевизор. Небольшое кресло и плед с пушистыми коричневыми квадратами придавали комнате сходство с домиком Винни-Пуха. Мать лежала в постели в синем платке, укрытая до подбородка.
— Ну, здравствуй, мой маленький Винни! — улыбнулась Альфия. Подошла и нежно поцеловала в щеку, что для нее было нетипично. — Как сегодня дела?
— Как ты меня назвала? — вдруг резко вскинулась на подушке
Улыбка исчезла. Лицо Альфии приняло обычное строгое и чуть высокомерное выражение, которое всегда появлялось при разговорах с больными.
Мать свесила ноги с кровати и развернулась к ней.
— Меня зовут Инна! Инна, а не Вини, к твоему сведению! Инна Игнатьевна, напряги башку, уж если ты хочешь обращаться ко мне официально, по имени! Конечно, ты у меня начальница, а я у тебя в плену! Хочешь всех обмануть, что спихнула мать в психбольницу, а сама ходишь чистенькая?
Мать была похожа на старую крысу. После шестидесяти она похудела, и зубы на осунувшемся лице выдались вперед, обнажаясь до шеек при каждом напряжении челюстей.
— Мама, успокойся! И спрячь ноги под плед, а то простудишься. Я совсем не забыла, как тебя зовут. Я просто в шутку назвала тебя Винни-Пухом. Помнишь книжку, которая у меня была в детстве?
— Все издеваешься над матерью! Теперь какую-то книжку придумала, когда я тебя раскусила!
— Мама, ничего я не придумала. — Альфия уже проводила ежедневную ревизию в холодильнике. — «Винни-Пух» — это детская книжка. Написал Алан Милн. Бабушка мне ее читала в детстве.
— А почему у него такая фамилия? Он что, еврей? — Мать подозрительно смотрела на Альфию. — Только что показывали «Мир новостей». Ты подумай, что эти евреи делают с Россией?!
— Алан Милн — англичанин, мама. А Винни-Пух — медведь. Евреями и не пахнет.
— Еще неизвестно. Винни — это как Винница. А там евреев всегда было полно. — Мать неожиданно ухмыльнулась.
«Может, она меня разыгрывает? — мелькнуло у Альфии. — В таком случае — всегда удачно. Я постоянно ведусь».
— Не обращай внимания, — сказала она миролюбиво. — Просто я вошла и увидела: на улице дождь, а у тебя уютно — мягкое кресло, телевизор, плед… Вот я и подумала…
— Вечно тебе в голову лезет всякая ерунда. Лучше скажи, ты пенсию мою получила?
— Получила. Вот она. — Альфия достала из сумки пакет.
— Дай чек. Насколько прибавили?
— Мама, я не могу в это вникать. Вот в конверте все, что мне дали. Разбирайся сама.
— Тебе деньги нужны?
— Я не возьму.
— Имей в виду, у меня есть. Здесь, под подушкой. Много. Целых двадцать тысяч. Это тебе.
Мать считала себя богачкой, и это всегда умиляло Альфию. Как дети, мать не ориентировалась в стоимости жизни и радовалась мелкой монетке, сэкономленной на пустяке.
— Тогда завтра положи деньги на книжку. Когда я умру, переведешь их отцу. Тебе ведь нельзя много давать — все профукаешь на тряпки!
— Мама! Я когда-нибудь фукала твои деньги?
— Свои достаточно фукала. Все на тряпки уходит, вот и живешь, как нищая, без завтрашнего дня.
— Мама, зачем я тогда трачу время, стою в очередях за твоей пенсией? Переводи ее сразу на книжку.
— Хитрая какая! Я же должна проверять, сколько я получаю!
Альфия сдалась. Все равно мать не переспоришь. И злить ее понапрасну тоже не хотелось.
— Хорошо, мама. Я не покушаюсь на твою сберкнижку. Но вообще-то я не за этим пришла. Тебя должен посмотреть еще один доктор.
Мать с подозрением вскинулась на постели.
— Это еще зачем? Хочешь упрятать меня еще дальше? Мало моей квартиры, так хочешь деньгами завладеть?
Альфия вздохнула.
— Так полагается. Раз в полгода больных должен осматривать кто-нибудь из начальства.
— Раньше меня никто из начальства не смотрел. Сижу тут, как в склепе.
— Мама, ты же выходишь на прогулки. Никто не запрещает тебе гулять и по всей территории больницы. Какая разница, гулять в Москве по пыльному двору или по поселку? Здесь даже лучше — рядом сосновый бор, воздух чище. А что касается осмотра, это положение ввели только в этом году.
— Тебя бы сюда запереть, так ты бы узнала!
Альфия засмеялась:
— Да я и так здесь заперта. Хуже, чем больные.
Мать подумала, хмыкнула.
— Ко мне придет главный врач?
— Нет, его заместитель.
Альфия схитрила. Она решила показать мать Володе. Сама она не могла прийти к определенному решению по поводу ее болезни, потихоньку меняла лекарства, подбирая лучшее, чтобы снять у матери то немотивированную агрессию, то плохое настроение, однако ее поведение с каждым днем расстраивало Альфию все больше. Иногда она даже думала, что мать не пьет лекарства. Но Нинель уверяла ее, что тщательно следит за этим.
— Вот я и расскажу заместителю, как ты, пользуясь служебным положением, упекла меня в больницу.
Альфия взяла стул и подсела к кровати.
— А про то, как ты два раза устроила в квартире пожар и один раз наводнение, тоже расскажешь?
— Ты все врешь. Я ничего такого не помню.
— Мама, я тебя очень прошу, — Альфия взяла мать за руку. — Не говори никому о том, что я твоя дочь. Ведь не полагается родственников держать в больнице по несколько лет. Ну, выпишут тебя завтра, что ты одна будешь делать дома? Я практически живу на работе. Квартира — не блеск. Денег на хороший ремонт у меня нет. Да и ремонтировать некогда. Жить на два дома сил моих не хватит. Да и с тобой может случиться всякое. А тут я к тебе захожу по три раза в день. Ты всегда под присмотром, ни в чем не нуждаешься. Да какая тебе разница, в какой комнате смотреть телевизор? Поверь, для нас это самый удобный вариант.
— А почему бы тебе, как все нормальные люди, не работать на одной ставке и вовремя приезжать домой? Завести, наконец, нормального мужа и не болтаться по любовникам, как последняя проститутка?
Разговор опять покатился по накатанной колее. Все это она уже объясняла матери тысячу раз.
— Потому что на одной ставке при нынешних ценах можно умереть с голода. Из загородной больницы до дома мне добираться два с половиной часа. А в городскую больницу я перейти не могу, потому что все равно тебя оставлять дома будет не с кем, а денег будут платить меньше. И ты это все прекрасно знаешь, но просто зря портишь мне нервы! Тебе это нравится! — Альфия почти уже сбивалась на крик, но нашла в себе силы остановиться. — А что касается семьи, то как раз в последнее время я серьезно об этом думаю, — сказала она уже спокойно.