Под крылом дракона
Шрифт:
— Ну вот еще! — фыркнула Нисса. — Принцессами, даже сумасшедшими, в нынешнее время не разбрасываются. Тому обещали мешок денег и какую-нибудь должность при дворе. Тоже вкусный кусок, знаешь ли.
Я согласно покивала.
— Не знаю дальнейших подробностей, но Фудо из Бунмы оказался тем единственным, кто смог ее развеселить. С тех пор официально титулован графом и королевским менестрелем.
От души хлебнув сидра из кружки Шенрияра, я в изумлении помотала головой. Да, сегодняшний день — просто кладезь неожиданностей…
— Ли-и-ис… — Тонкие белые пальчики Ниссы потеребили меня за рукав. — А правда, что Фудо красив, как сын Создателя? Одна моя знакомая недавно была на его открытом концерте в столице Акмала, так вот она говорит, что видно было плохо, но, кажется, он мужчина ее мечты!
— Ну, как сказать… — Я замялась. Перед глазами всплыли грязные пятки, растрепанные волосы с застрявшей в них соломой и глаза нашкодившего спаниеля…
Сзади послышалась какая-то возня и сдавленный крик.
Я резко обернулась — лишь для того, чтобы стать свидетелем крайне неприятной сцены: Барух, чье состояние еще не дошло до отметки «невменяемость», но уже давно перешагнуло черту «свинство», вовсю облапывал хозяйку трактира.
— Рыжая… — послышался его сиплый, надсадный бас. — Как и та курва… Все вы одинаковые!
Госпожа Арума, явно не привыкшая к таким фамильярностям, слабо стучала свободной рукой по его спине, не решаясь, видимо, хорошенько приложить влиятельного гостя пустым подносом. Лицо у нее было бледное и испуганное. Рыжие букли растрепались и неопрятно свисали по бокам головы, напоминая еврейские пейсы.
Шенрияр скрипнул зубами, демонстративно закатал рукава. Нисса открыла было рот, явно намереваясь напомнить ему, что колдовать, как, впрочем, и драться, за пределами академии нам запрещено под страхом исключения, — но тут ножка табурета, на котором сидел Барух, подломилась, и пьяный торговец рухнул на пол. Было ли это удачным стечением обстоятельств или же порадел кто-то из студентов, сидящих за соседними обеденными столиками, узнать нам так и не довелось.
Госпожа Арума быстро скрылась за дверью кухни. Барух, грузно поднявшись, перетащил свое тело на другой табурет. Через минуту испуганная молоденькая разносчица поставила перед ним кружку с каким-то пойлом.
— Тварь, — бросил сквозь зубы Шенрияр, пряча одну ладонь под стол.
Стоило Баруху попытаться глотнуть из кружки, как темная жидкость резко плеснула ему в лицо, заливая щеки, ворот и грудь. Торговец грязно выругался и сплюнул.
Нисса проворчала что-то насчет дисциплины, но, похоже, Даже она была не против такой показательной экзекуции.
Я не отрывала глаз от Баруха. Вернулось страшное желание раздавить его, словно муху, — увидеть мокрый след на половицах трактира… Мне вдруг показалось, что именно он, и никто другой, виноват во всех несчастьях, обрушившихся на мои плечи, и даже больше… А вдруг это Барух натравил Инквизицию на Джалу? Ему ведь наверняка было невыгодно всякий раз платить дракону дань, проезжая через его земли…
Ненависть горячей волной захлестнула нутро, стало трудно дышать. Я машинально щелкнула пальцами — от запястья в сгиб ладони скользнула тонкая серебристая змейка, сползла по пальцам, повисла, свернувшись петлей…
— Лис, — кто-то тронул меня за руку. Я перехватила взгляд Тойи — безмятежный, спокойный, как и всегда. Он был единственным, кто заметил мою магию. — Не надо, Лис.
Я глубоко вдохнула, помедлив, сжала кулак, уничтожая змейку.
Бледно и благодарно улыбнувшись Тойе, встала из-за стола.
— Идем? — спросила я у друзей. — Засиделись что-то.
Те согласно закивали, мы оплатили заказ, оставив щедрые чаевые, и покинули трактир. Всю дорогу в академию я отмалчивалась, изредка односложно отвечая на подколки Шенрияра и вопросы Ниссы. Я думала о том, что сегодня едва не переступила черту, за которой была пропасть, поглотившая когда-то Джалу. И даже несмотря на то что дракон сохранил человеческий облик, он так и не смог простить себя — я знала, до последней минуты не смог… Мне было страшно — так, как, может быть, никогда прежде. Потому что я понимала: сегодня меня остановил Тойя. Но что, если завтра некому будет это сделать?
На следующий день зачет по инквизиторскому праву я благополучно завалила…
ГЛАВА 3
«ЭТО ВОЙНА, ЛИС»
Столичное утро из-за многочисленных государственных срезов по магическим дисциплинам выдалось совсем уж непонятным: над островерхой крышей академии, студенческим корпусом и несколькими прилегающими улицами ярко светили оба солнца, в то время как все остальные кварталы Тальзара захлебывались проливным дождем, а проспект генерала Флейтока, если верить негодующим слухам, даже завалило снегом.
Я прошла по центральной аллее академии, перешагивая через вытянутые, зыбкие тени пикообразных тополей, словно бы укоризненно глядящих мне вслед, миновала распахнутые ворота.
Мозаичная мостовая вывела к Горбатому мосту. За ним уже начиналась сплошная серая пелена дождя, поэтому я свернула на проспект Магов. Здесь было пусто — лишь изредка быстрым шагом проходили господа в приталенных пиджаках, постукивая тростями, или же леди с корзинками, покрытыми белыми, обвязанными по краям салфетками, спешили на обедню в храм Создателя.
Я подтянула запылившиеся полы файтона, с унынием подумав, что все приличные граждане чем-то заняты и лишь нерадивые студенты вроде меня валандаются без дела, боясь даже пойти на утренние пары, потому что там непременно встретится некто со строгим взглядом за полоской очков. Он будет постукивать длинными пальцами по учебнику «Инквизиторское право. Том 1» и сварливо выговаривать: «Так и знал, что ты завалишься, бездарь!»
В конце проспекта обнаружился маленький вишневый садик и чайхана. Чуть повеселев, я устремилась к невысокому аккуратному домику с вывеской «Ванильное шахство» с твердой решимостью залить тоску чаем и заесть чем-нибудь медово-сладким.
Меня отвлек шум, похожий на отдаленный, но очень пронзительный свист. Вначале мне показалось, что это развлекаются уличные мальчишки — они частенько выбирали какую-нибудь безобидную жертву, загоняли, как кабана на охоте, освистывали и забрасывали конфетными фантиками, за что не раз бывали биты студентами и мною лично…
И все же это был не обычный свист — скорее, звук рассекаемого воздуха. Сначала тонкий, едва различимый, как если бы где-то пропела стрела или пролетела тонкокрылая стрекоза. Затем он вдруг зазвучал совсем близко, да так яростно, что заложило уши.