Под куполом
Шрифт:
— Стоп! — вырвалось у Твитча. Он не знал, говорит ли это себе или миссис Клавар, а может, Бадди, который опять тоскливо взвыл. К кому он точно не мог обратиться, так это к Фрименам.
Генриетта не остановилась. Подошла к платформе, поднялась по двум ступенькам с прямой, как у солдата, спиной, посмотрела на изменившиеся лица ее милых соседей (и совершенно нормальных людей), на бутылку виски (увидела, что это «Гленливет», то есть вкус не изменил им до самого конца), потом взяла пузырек с этикеткой «Городского аптечного магазина Сандерса».
— Амбиен или лунеста? — спросил Твитч осипшим голосом.
— Амбиен. —
— Записка?
— Здесь нет. Может, в доме.
Но записки не нашлось, во всяком случае, на виду она не лежала, и они не могли придумать причину, по которой кому-то могло прийти в голову спрятать предсмертную записку. Бадди следовал за ними из комнаты в комнату, теперь уже не выл, а тихонько подвывал глубоко в горле.
— Пожалуй, возьму его к себе, — решила Генриетта.
— Вам придется. В больницу я его отвезти не могу. Я позвоню Стюарту Боуи, чтобы он приехал и забрал… их. — Он ткнул большим пальцем куда-то за плечо. Желудок у него ходил ходуном, но самое плохое заключалось в другом: накатила депрессия, бросив густую тень на его обычно солнечную душу.
— Не понимаю, почему они это сделали. — Генриетта покачала головой. — Если бы мы прожили под Куполом год… или даже месяц… да, возможно. Но меньше чем за неделю? Нет, психически здоровые люди так на беду не реагируют.
Твитч подумал, что он понимает мотивы Фрименов, но Генриетте говорить не стал: они могли прожить под Куполом месяц. Могли прожить год. Может, и дольше. Без дождя, с истощающимися ресурсами, со становящимся все более грязным воздухом. Если страна — лидер мирового научно-технического прогресса — за прошедшее время не смогла понять, что происходит с Честерс-Миллом, не говоря уж о том, чтобы подступиться к решению проблемы, скорого освобождения не случится. Уилл Фримен, вероятно, это понял. А может, идея принадлежала Лу. Может, когда генератор сдох, она сказала: «Дорогой, давай сделаем это, пока в джакузи не остыла вода. Давай выберемся из-под Купола, пока у нас полные желудки. Что скажешь? Еще разок купнемся и пропустим несколько стаканчиков на дорожку».
— Может, самолет стал последней каплей, — предположил Твитч. — «Эр Айленд», который вчера врезался в Купол.
Генриетта ответила не словами. Отхаркнулась и выплюнула харкотину в кухонную раковину. Таким шокирующим способом выказала свое осуждение. Потом они вышли из дома.
— Многие поступят так же, да? — предположила она, когда они подошли к концу подъездной дорожки. — Потому что вирус самоубийства иногда попадает в воздух. Как простуда.
— Некоторые уже поступили. — Твитч не знал: безболезненно ли самоубийство, как говорилось в одной песне, но при определенных обстоятельствах оно становилось заразным. И возможно, очень заразным, если ситуация оставалась неопределенной, а воздух пах так отвратительно, как в это безветренное, неестественно теплое утро.
— Самоубийцы — трусы, — уверенно заявила Генриетта. — Это правило без исключений, Дуглас.
Твитч, отец которого долго
Генриетта наклонилась к Бадди, уперев руки в костлявые колени. Сеттер поднял голову, чтобы обнюхать ее.
— Пошли в соседний дом, мой пушистый друг. У меня есть три яйца. Может, ты их съешь, пока они не испортились. — Она зашагала к своему дому, потом обернулась, посмотрела на Твитча и отчеканила: — Они — трусы.
5
Джим Ренни выписался из «Кэтрин Рассел», хорошо выспался в собственной постели и проснулся свежим и бодрым. И хотя он никому бы в этом не признался, отчасти его крепкий сон объяснялся отсутствием в доме Младшего.
И теперь, в восемь утра, его черный «хаммер» стоял неподалеку от ресторана Роуз (перед гидрантом, но что с того — в настоящее время пожарная часть в городе временно отсутствовала). Он завтракал с Питером Рэндолфом, Мелом Сирлсом, Фредди Дентоном и Картером Тибодо. Картер все больше входил в роль правой руки Большого Джима. Теперь он носил два пистолета: собственный на бедре и недавно конфискованный («беретту-торус» Линды) — в плечевой кобуре.
Квартет занял базарный стол, без зазрения совести разогнав завсегдатаев. Роуз к ним не подходила; послала обслуживать их Энсона.
Большой Джим заказал глазунью из трех яиц, две сосиски и гренок, поджаренный в свином жире, как это делала его мать. Он знал, что должен снизить потребление холестерина, но чувствовал, что сегодня ему потребуется вся энергия, которой сумеет запастись. Если на то пошло, не только сегодня — несколько следующих дней. Потом все будет под контролем, и у него появится возможность разобраться с холестерином (эту сказочку он рассказывал себе уже лет десять).
— Где Боуи? — спросил он Картера. — Эти трехнутые Боуи нужны мне здесь, так где они?
— Им пришлось поехать на Бэтл-стрит. Мистер и миссис Фримены покончили с собой.
— Этот гребаный бабай наложил на себя руки?! — воскликнул Большой Джим. Несколько посетителей — в основном они сидели за стойкой, смотрели Си-эн-эн — повернулись к нему, потом вновь уставились в телевизор. — Что ж, я не удивлен! — Он подумал, что теперь салон «Тойоты» сам плывет ему в руки… но кому нужен этот салон? Ренни мог ухватить добычу и побольше — целый город. Он уже начал набрасывать перечень приказов, о которых собирался объявить, получив исполнительную власть. Сегодня вечером, на общегородском собрании. И между прочим, он давно уже ненавидел этого самодовольного щучьего сына и его сисястую жену-ведьму.
— Парни, он и Лу завтракают на Небесах. — Ренни помолчал, потом вдруг расхохотался. Политически некорректно, но ничего не мог с собой поделать. — В столовой для слуг, я в этом не сомневаюсь.
— Пока Боуи там находились, — продолжил Картер, — к ним поступил другой вызов. С фермы Динсмора. Еще одно самоубийство.
— Кто? — спросил Рэндолф. — Олден?
— Нет. Его жена Шелли.
Об этом как раз стоило пожалеть.
— Давайте на минуту склоним головы, — предложил Большой Джим и вытянул руки. Картер взялся за одну, Мел Сирлс — за другую, Рэндолф и Дентон замкнули круг.