Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места
Шрифт:
Сам студент достаточно высок, но идеальным телосложением не отличался, что не мешало ему заниматься спортом.
Парень, посмотрев в зеркало, потерев подбородок и почувствовав щетину, которая лишь слегка проступила, отбросив желание бриться. Он вышел из туалета и потушил свет. К душе стала медленно подступать апатия и печаль.
Тут, а него вновь напала тоска по отцу. Несмотря на прелести свободной жизни, ему в последнее время просто не хватало обычного душевного общения, которое было между ним и отцом. А довериться сверстникам юноша не решался, ибо в том мире, в котором он живет, нет места для доверия.
Юноша, стоя посреди комнаты, неожиданно для себя впал в воспоминания, которые терзали его последние несколько дней. Его разум наполнился картинками минувших событий прошедших дней. Разлука с семьёй и тем более отцом ему больно далась, несмотря на целый прошедший год.
Парню было семнадцать лет, когда его разделили с семьёй и принуждённо направили на обучение в один из частных институтов имени Ларса фон Штилля, одного из членов Контр-Совета «Южного Потока», ещё одной огромной Корпорации, что удерживала юг страны, который и вложился в создание ВУЗа, но даже то, что юношу определили в один из самых престижных институтов, не умоляло той сердечной раны, что жутким шрамом встала на сердце.
Это случилось в один из последних дней летнего времени. Ничего не предвещало пакостной беды. Парень жил тогда в одном из самых примечательных владений нового государства, что одурманившись идей безумного федерализма позволила своим субъектам жить так, как они того хотят. Юноша с семьёй был гражданином Норманнского Свободного Княжества, что расположилось на северо-западе бывшей Франции. И в один из солнечных прекрасных дней, разорвав полуденное спокойствие, они пришли.
Это была целая свора разукрашенных псов из правительства и общественных организаций. Даже не людей, а именно голодных собак, что так жаждали получения новых страданий от чужих людей.
Сначала в дверь постучали. Её открыл отец семейства, чем позволил в дом нахлынуть целую волну на вид нездоровых людей. Каждый вошедший был одет пёстро, разноцветно, словно на карнавале и тут начался сам спектакль.
Первым его решил открыть мужчина, облачённый в классический костюм розового цвета и с волосами, завязанными в шнуры. Его лицо умащали массивы пудры, а на глазах поблёскивала тушь. Он представился сотрудником Гранд-Ювенального управления и сразу же отметил свою нехитрую цель – забрать юношу из семьи. Все члены семьи были ошарашены, а следом пришла и тяжкая боль в сердце. Мать сразу же возмутилась, но её пыл быстро остыл, когда из-за спины вышла высокая мужеподобная крупная женщина, одетая в классический клоунский костюм – с париком, разноцветный и сумасбродным макияжем.
– Ваш ребёнок виновен в страшном преступлении, – нагло заявила женщина. – В его школьном поведении виднеются тенденции к старым и, как их раньше называли – традиционным ценностям, иначе, ваш ребёнок обвиняется в тоталитарном традиционализме!
И как только женщина договорила, из толпы послышался голос полный недовольства, наглости и безумной спеси и к тому же безумно противный:
– Наш мир свободных ценностей не потерпит такого! Чтобы кто-то смел, пускай даже в мыслях и словах, покушаться на наши свободы, да не бывать этого! Ваш щенок преступник!
– Объясните, что тут происходит, – спокойно потребовал отец семейства.
Тут из толпы подался хиленький на вид парень. Он был низок и худощав, а одежда, представленная жёлтым костюмом, как у арлекина, повисла на нём подобно мешку.
– Я Миранда, – грубоватым мужским голосом начал человек, – юристка, приписанная к Антисексистскому Княжескому Управлению, позвольте мне пояснить, что произошло, в канве закона.
– Хорошо, – бессильно кинул отец.
Тут вышел другой человек, полностью одетый в латексный костюм, и только кожаная жилетка покрывала его тело, помимо остальной чёрной материи.
– Я школьная учительница вашего отпрыска, – спокойно начал человек, но тут же перешёл на более резкие тона. – Вчера, он имел дерзость заявить, что хотел бы, когда вступит в отношения, то именно в отношения с девушкой и однополые браки и свадьбы с вещами не приемлет для себя.
И тут, как назвала себя, юристка, тихим и спокойным голосом пояснила, в чём пресловутое правонарушение:
– Это прямое и самое грубое нарушение Федерального Закона «О привилегиях ЛГБТПАиПНА», а именно раздела четвёртого – «Преступления против возможного становления ребёнка одним из ЛГБТПАиПНА». А также прямое нарушение Брачного Кодекса, раздела шестого – «Преступления против брака». Статья третья – «публичное выступление против сожительства и вступления в брак с неодушевлёнными субъектами права и вещами».
– Так же он говорил, что представительницы женского пола слабее физически и хотел бы, чтобы его, как он выразился – избранница, сидела дома и следила за хозяйством.
– Ну а здесь он нарушил несколько статей Феминистского Кодекса, говорящих о независимости и физическом равенстве мужчин и женщин, а именно – раздел второй – «Покушение на физическую независимость женщины» и раздел первый – «Опаснейшие преступления против равенства», статья первая – «Непризнания абсолютного равенства». – Так же бесстрастно и спокойно прокомментировала юристка.
– Ну и наконец, самое страшное и мерзкое правонарушение вашего подонка…
– А то, что она называет моего ребёнка «подонком» нормально? – возмутился отец.
– Свобода слова! – воскликнула юристка.
– А если я её… обматерю или унижу?
– Это будет уже оскорбление чувств либерально-прогрессивных «вестников свободы».
– Тише… так вот, он посмел заявить, что наша Конституция является в доработках.
– А здесь нет правонарушений, – неожиданно заявил мужчина, считавший себя женщиной.
– Как нет!? – громогласно удивилась учительница. – Это же сомнение в Конституции!
– Ладно, хватит, – оборвал набирающую силу тираду служащий Гранд-Ювенального Управления и, повернувшись к отцу семейства, задал вопрос. – Вы кто приходитесь ребёнку?
– Я папа, отец.
Служащий управления лицо обратил в гримасу отвращения, словно попробовал на язык кислый лимон.
– Ну, вы же знаете, что эти слова не одобряются в нашем обществе. Это может обидеть феминисток, ЛГБТПАиПНА и все остальные гендеры или идейные представительства о семье и особенно это оскорбляет членов антисемьи. Поэтому, не нужно. Не следует себя так называть. Именуйте себя как Родитель Мужеподобного Гендера.