Под Локком
Шрифт:
— Меня зовут … — я начала говорить до того, как он меня прервал.
— Ты можешь посмотреть на меня?
НЕТ.
Уже есть лекарство от гонореи? Я стиснула зубы.
— Ты не сказал мне, что хочешь, чтобы я делала, пока вы, ребята, работаете, так что я решила прибраться. Блейк сказал, что вы повесите… — начала я рассказывать его шее, на удивление, спокойным голосом. Никто бы даже не сказал, что целый день я боролась со слезами.
— Посмотри на меня, — Декс прервал меня тихим голосом.
Медленно, борясь со всей болью от его дерьмовых слов,
— Да? — мои слова звучали так, будто их доставали из горла ржавым пинцетом.
Я заметила какую-то непонятную эмоцию, отразившуюся в его синих глазах, пока я, в течение всего десяти секунд неохотно удерживала на нем свой взгляд, до того, как отвернулась и снова принялась натирать рамки.
Декс выдохнул. И прозвучало это так, будто он потер руки, перед тем как заговорить.
— Ты должна быть жестче, — сказал он.
О, МОЙ БОГ. Первый человек в моей жизни, которого я должна была бы ударить в лицо, был 6,3 футовым байкером, и я предположила, что именно за выбивание дерьма он попал в тюрьму. Из всех людей в мире меньше меня, кого я могла бы выбрать, и это был именно он, кого я хотела долбануть по яйцам? Не Сонни, или даже не Трип, которые не произвели на меня впечатления, что попытаются меня убить?
Я ощетинилась, и мои зубы сжались с огромной скоростью.
Мне нужна работа.
Мне нужна работа.
Мне нужна работа.
— Протрешь витрины для меня, — добавил он тихим голосом, который шел вразрез с тем голосом, которым он говорил минуту назад. Как этот мужчина мог так спокойно разговаривать, если ранее он словно плевался кинжалами?
— Хорошо, — я пожала плечами и снова проглотила то мерзкое ощущение в горле.
— Правда?
Я сдержала свой долгий вздох, продолжая пялиться на заголовок «Сделай мне тату!» в журнале, пока вытирала разводы на стекле. Я не собиралась с ним спорить, я не собиралась переживать из-за того факта, что он не помнил как меня зовут, и определенно не собиралась дать ему понять, как хреново он заставил меня себя чувствовать. Вообще-то, мне становилось проще думать о другой работе.
— Ага.
Моя гордость выиграла, потому что я не обернулась посмотреть на него, пока он стоял на месте около минуты. И тем более я не смотрела на Блейка, когда он проводил меня до моей машины, через двадцать минут после закрытия.
На хуй его. Не в жопу или к черту его. А на хуй. Он заслужил эту водородную бомбу, за то, что был таким мудаком. И, да подтвердят это небеса, я храню эту фразу для специальных случаев.
Только потому, что я позволила совести руководить собой, дорожа работой из уважения к Сонни, и моей потребности в деньгах, не означает, что мне должен нравиться мой босс. И это не значит, что я должна погасить огонь, который он разжег без причины.
Хренов мудак.
***
— Что случилось? — Сонни вот-вот взорвется. Из его задницы и ушей скоро повалит дым. Я точно знаю.
Я недооценивала его всю свою жизнь. Когда я была маленькой, я думала, что он ненавидит меня, потому что я и
Но факт остается фактом — он заботился. Как старший, Сонни стал для меня одним из самых важных людей в жизни, даже если он и жил за тысячу миль от меня.
Понятно, что мы не росли вместе. Сонни, жил со своей матерью в Остине, в то время как я девять лет росла со своей во Флориде. Когда я была младше, отец брал меня и Уилла в Остин повидаться с Сонни, поэтому мы довольствовались встречами раз в год. Так что у меня в детстве никогда не было типичной ситуации «супер-опекающий-старший-брат», пока он не получил водительское удостоверение, а к тому времени, отец давно исчез.
Сонни Тейлор, чья мать ненавидела Курта Тейлора, так сильно, что это заставило ее переехать из штата сразу после того, как сын окончил старшую школу, заботился обо мне. Он любил меня своим особенным способом, и он читал мои эмоции, как открытую книгу.
Поэтому, когда я вошла в его дом, все еще страдая от подслушанного днем разговора, он как Шерлок Холмс вцепился в подсказки.
И я уже начала немного переживать, что ему рассказать, ведь я пообещала больше не лгать.
Очевидно, с планом «больше-не-лгать», я провалилась, когда не сказала, что в моей руке нашли много раковых клеток.
— Айрис, скажи мне, — настаивал он.
Вот дерьмо, он никогда не называл меня полным именем.
Я выпалила коротенькую историю, снова ощущая себя маленькой девочкой, нуждающейся в матери или отце, чтобы уладить все проблемы.
Слова снова и снова бумерангом проносились в моей голове. В тот момент, когда я приехала домой к Сонни, все это ударило меня прямо под дых.
Парень был просто придурком. Ослом, который не мог пройти мимо вещей, являющихся составными частями всех нас — хорошего и плохого. Когда я была в больнице, я постоянно встречала множество людей, которые не могли отпустить гнев. Обиды. Разочарование, с которым им пришлось столкнуться. Я имею в виду, что у меня это было. Но я приняла это. Если бы кто-нибудь понимал, каково это было думать, что жизнь несправедлива, я бы, наверное, при условии ее существования, выигрывала бы награду, несколько лет подряд.
Но когда-нибудь ты должен это отпустить. Мне не хотелось оставаться горемычной старушкой до конца своих дней.
А теперь, я застряла на работе с горемычной, злой, высасывающей радость, пиявкой.
— Невелика беда, Сон. Пофиг. Мне все равно, что он думает.
Врушка. Врушка. Большущая, жирная врушка.
Губы Сонни изогнулись, и я видела такое всего один раз. Едва сдерживаемый гнев прятался под его широкой рыже-коричневой бородой.
— Вот, блять, придурок, — выдавил он. Сонни наклонил голову в одну сторону, а затем в другую. Он глубоко вдохнул. — Я выбью ему зубы.