Под маской араба
Шрифт:
Пород верблюдов так же много, как пород лошадей; разница между «джемаль маем», рабочим верблюдом, и благородным беговым «хеджином» не меньше, чем между тяжеловозом и орловским рысаком или английским скакуном. Сирийский одногорбый верблюд считается лучшим транспортным животным; с грузом в 230 кг (до 15 пудов) он в сутки может пройти свыше 100 км. Хороший «хеджин» в случае нужды может пробежать до 130 и даже 150 км в сутки. Известны случаи перехода в 750 км, сделанные всего в 6 дней.
Аравия во всех направлениях пересечена караванными путями, и это неудивительно, так как не только товары транзитных торговых путей Сирийской пустыни, но и все необходимое для внутриаравийских городов и поселков полуострова, каждый метр материи, оружие, боевое снаряжение, многие другие предметы, продукты, до спичек включительно, развозится во вьюках на спине корабля пустыни. Существуют выработанные с точностью наших железнодорожных тарифов тарифы для транспорта в пустыне. Для обеспечения и облегчения движения караванов с незапамятных времен выработались особенные правила и своеобразные законы пустыни; каждое племя имеет свой общепризнанный и закрепленный за ним веками район — «дира», в котором оно пользуется суверенной властью; для прохождения «дирой» требуется предварительное согласие племени и по соглашению взимается строго определенная пошлина; соблюдение установленных условий дает известные гарантии, хотя бы в отношении бедуинов данного племени. Существуют профессиональные проводники караванов; эти лица, так называемые «укейли», имеют разрешение и гарантии вести караваны свободно через все «дира». Обыкновенно они принадлежат к племенам центральной Аравии, но в эту организацию не принимаются бедуины анизе и шаммар, как слишком сильные племена, могущие скрыть недобросовестного укейля; не принимаются члены и из небольших племен, если таковые находятся в кровавой вражде с каким-либо из многочисленных племен. Особенно надежными, и как проводники, и как верблюдовожатые вообще, считаются бедуины, состоящие членами секты «вахабитов» [2] .
2
Вахабиты — одна из сект ислама, особенно распространенная в центральной Аравии, возникшая под влиянием различных искажений в магометанстве, допущенных постепенно развратившимися правящими кругами Мекки и Медины. Внешняя цель — стремление оправдать суровый аскетизм ислама, что проявляется в запрещении украшать мечети, требовании соблюдать омовения, посты и пр. Однако, все это прикрывает только внутреннюю сущность и цели учения — объединить арабов для успешной борьбы сначала с турецким игом, а позже с натиском европейского империализма. Хотя центральной Аравии и не приходится непосредственно сталкиваться с последним, однако, арабы хорошо понимают значение происков и захватов европейцами в Египте, Сирии. Месопотамии и северо-африканской цепи арабских государств. Значение вахабитов возрастает с 1872 гола, когда правитель Неджа, одолев своих ближайших соперников, правителей внутренней Аравии, стал духовным главой вахабитов и фактическим руководителем борьбы арабов с турецким влиянием. Его преемник Ибн-Сауд в настоящее время является наиболее мощным и влиятельным в Аравии лицом. Арабы смотрят на вахабитов и их главу, как на борцов за независимость арабского мира.
На начальнике каравана лежит много забот и большая ответственность. Когда караван проходит по местности, где могут встретиться бродячие разбойничьи шайки, принимается целый ряд чисто военных предосторожностей. Для ночлега обыкновенно избирается дно «вади», т. е. сухого русла потока, где легко скрыть ночные костры каравана от посторонних взоров. При этом верблюды разгружаются, и кипы товаров складываются так, что образуется «зариба», четырехугольный вал. Быстро устанавливаются палатки из шкур иди полотнищ верблюжьей или, чаще, козьей шерсти; верблюдов до темноты выпускают кормиться на тощую, сухую колючую траву, которая встречается почти всюду даже в самых глубоких пустынях. С наступлением темноты верблюды загоняются в «зарибу» и укладываются вдоль ее внутренних сторон, усиливая этим ее обороноспособность. На края вади высылаются часовые, и стоянка приобретает вид военного бивуака.
Все бедуины, в особенности вахабиты, в течении дня строго выполняют установленные Кораном молитвы, простираются ниц лицом к Мекке и за недостатком воды совершают нечто вроде омовения песком.
В своих отношениях к женщине арабы очень далеки от рыцарства: «Что я не могу есть — съедят женщины», «женщины могут есть все» — вот характерные арабские поговорки; при счете населения женщины не принимаются в расчет. Развод у бедуинов — самое обыкновенное явление. Женщина, пока она молода, расценивается, как игрушка, когда состарится, — как вьючное и домашнее животное. Ввиду сравнительной бедности кочевников, многоженство у них очень редко и обыкновенно встречается только у шейхов. По желанию женщины развод почти невозможен, хотя жена, в случае дурного обращения мужа, может уйти к своей родне, и муж не вправе требовать ее обратно. Чадра и гарем процветают только у арабов городских; жизнь в палатках и вообще в обстановке пустыни значительно смягчили эту сторону магометанского быта.
Разбой в глазах бедуина представляется почетным делом. Закон «око за око, зуб за зуб» глубоко внедрился в его кодекс чести; кровавая месть между отдельными семьями, родами и даже племенами завещается от поколения к поколениям.
Подавляющее большинство бедуинов безграмотно; мудрость и быт веков передается от отца к сыну за вечерними беседами у тлеющего кизяка в длинные вечера, при свете мерцающих звезд пустыни.
В характере бедуина много положительных качеств. Он храбр, воздержен, терпелив, вдумчив, вежлив, честен в торговых сделках, давши слово, крепко держится его. Его вызывающая гордость, недоверчивость и готовность к ссорам уравновешивается его врожденной воспитанностью и большим терпением.
Каково будущее бедуинов Аравии? Сумеют ли они слить свои интересы с интересами остального многомиллионного мусульманского мира? Окончание мировой войны, бесцеремонный раздел слабых, отсталых стран великими державами значительно ускорили пробуждение всех народов Востока. Однако, имеется много и тормозов, задерживающих их объединяющие и революционные стремления. К числу последних надо отнести патриархальный уклад жизни сынов пустыни, отсутствие промышленного пролетариата, реакционное влияние все еще сильного ислама, племенную раздробленность, бесправное положение женщин и др.
Предлагаемая читателям книжка, принадлежащая перу немецкого путешественника, рисует нам эту бесхитростную жизнь «детей пустыни».
Эрнст Клиппель, по профессии врач, решил предпринять довольно рискованное путешествие. Переодевшись бедуином, он вздумал пересечь под видом паломника-мусульманина сирийскую пустыню и проделать таким образом на верблюде весь путь от Каира до Моссула. В те места, по которым проехал Клиппель, европейцы обычно проникали в составе многолюдных и специально снаряженных экспедиций или во главе «отрядов особого назначения». Нашему же автору, благодаря удачной инсценировке, удалось увидеть Аравию такой, какова она есть. Конечной целью путешественника было посетить места обитания загадочной секты огнепоклонников-иезидов, которые имеются и в пределах СССР: в Грузии и Азербайджане. Около Моссула расположены как раз их главнейшие святилища.
Клиппель начал готовиться к своему путешествию задолго. В течение 12 лет он служил в Египте и употребил 4 года на изучение классического и разговорного арабского языка, которым и овладел в совершенстве. Стараясь сохранить свое инкогнито, под видом араба, он подолгу жил в пустыне, в 10 км от Каира, поставив свою палатку среди бедуинских шатров. Соседи по стоянке, равно как и его слуга — Аршад, видели в нем знатного мусульманина, который собирался отправиться на паломничество к святым местам. Эта палатка, разбитая среди пустыни и служившая обитателю Каира своего рода дачей, и явилась отправным пунктом для всего путешествия.
Карта Аравии.
В песках Суэца
Ночная темь чуть побелела на востоке, как меня уже разбудил рев дромадера. Аршад был на ногах и суетился около животного. Седло было надето, по бокам его прикреплены две туго набитых дорожных сумки, поверх накинуты овечьи шкуры, а под всем этим сооружением крепко увязаны меха с водой, наполненные лишь до половины. Прямо на голое тело я повесил свою небольшую кожаную сумочку, держащуюся на толстом шнуре из зеленого шелка; в ней хранился у меня Коран и рекомендательные письма. Потом я облачился в широкую бумажную рубашку из тонкой белоснежной материи. Рубашка доходила мне до лодыжек, рукава же расширялись книзу до необъятных размеров, свисая до самой земли и постепенно суживаясь на концах. На выбритую догола голову сначала я надел полотняную ермолку — потник, а поверх нее водрузил толстую коричневую шапку из войлока; на ней уже укреплялась «коффиджи» — белая с красным клетчатая полушелковая ткань величиной чуть не в квадратный метр; она складывалась треугольником, а по бокам у нее свисали кисти, болтавшиеся на длинных шнурах. Две таких кисти спускались слева и справа вдоль лица, а третья болталась за спиной. Весь этот головной убор вверху я обвязал «окалем» — толстой, из двух жгутов скрученной веревкой из черной козьей шерсти. К ногам я подвязал мои замечательные сандалии: сделаны они были из кожи гиены и пропитаны соком фиников. Опоясался я кожаным поясом, на котором укреплены были кобуры для револьверов и патронташ.
Пока я облачался, Аршад наполнил половинку кокосового ореха (она у нас шла за чашку) горячим кофе, черным и горьким, и подал мне. Выпив кофе, я отправился за палатку, захватив с собой пузатый кофейник, луженый внутри и своим длинным вытянутым носиком напоминавший садовую лейку.
Здесь я перекинул через локти свисавшие до земли кончики своих чудовищно широких рукавов и начал бормотать вполголоса все те формулы, которыми сопровождается обряд «Вуду» (религиозного омовения). Мне важно было, чтобы Аршад не заподозрил, кто я такой на самом деле. Церемония была не из коротких, но я терпеливо довел ее до конца.
Когда я окончил и поставил сосуд на место, Аршад уже управился со всеми своими делами. На песке у входа в палатку он разослал мой молитвенный коврик. Я вступил на него, расставив немного ноги, лицом повернувшись в сторону Мекки. Приподняв обе ладони на уровень лица, так что кончики больших пальцев прикасались к мочкам ушей, начал я свою утреннюю молитву, сопровождавшуюся многочисленными земными поклонами. Я касался коврика лбом и носом, поднимался вновь и опускался на пятки, вытянув руки вдоль бедер и все время повторяя слова молитвы, начинавшиеся и кончавшиеся возгласом: «Велик Аллах!». Поднимаясь на ноги, я должен был тщательно следить за тем, чтобы большие пальцы моих ног не сдвигались с места. Два раза я повторил молитву, прочел короткую главу из Корана — и первое моление правоверного мусульманина, полагающееся на заре, было окончено.