Под-Московье
Шрифт:
– На детские похожи, но странные какие-то. Не могу сказать точно, но я не уверен, что останки человеческие.
– Да, – кивнул врач. – Это, наверное, скелет одного из тех животных, которых здесь лемурами зовут.
– Может, взять с собой? – спросил Иван.
– С ума сошел?! – крикнул Викинг. – Вдруг они заразные?
Иван задумался.
– Ладно. На обратном пути возьмем. Если вернемся, – рассудил он. После этого все как-то притихли. Они уже не ожидали увидеть на Сходненской ничего хорошего, но на подходах к станции с радостью заметили тусклый свет, а потом услышали оклик часового:
– Стой,
Когда парень понял, что это и в самом деле отряд с Тушинской, то обрадовался, как маленький.
– Пошли, я вас к Захару отведу!
И, оставив пост на второго пожилого усатого мужика, потащил их к коменданту.
Кошка отметила, что колонн на станции нет, поэтому она со своим круглым сводом напоминает просторную берлогу. И запах здесь стоял какой-то странный, тяжелый – словно в логове хищника.
Остальные тоже втягивали воздух, принюхиваясь.
– Чем это у вас пахнет? – удивленно спросил Сергей.
– Да хрен его знает. Где-то что-то гниет. Мы привыкли уже, – скривился часовой.
Кошка нахмурилась. Это был запах смерти. Тошнотворный, сладковатый запах гниющей плоти.
– Народу-то, вроде, поубавилось против прежнего, – ворчал Викинг, озирая потрепанные, жмущиеся друг к другу палатки защитного цвета и немногочисленных жителей, одетых по преимуществу в военную форму.
Их привели к коменданту станции, немолодому усталому военному. Тот сидел в подсобном помещении и перебирал какие-то бумаги. Гостям он, против ожидания, не слишком обрадовался. Усадил их на грубо сколоченную скамью возле стены и некоторое время пристально разглядывал покрасневшими, утомленными глазами, прежде чем спросить:
– С чем пожаловали?
– Руководство Тушинской озабочено, что от вас давно нет известий, – с готовностью ответил Иван.
– Да мы вот они, – сказал комендант, отводя глаза. – Все нормально у нас. Куда мы денемся?
– А почему такой странный запах на станции?
Тут комендант велел часовому у двери:
– Ваня, сходи, попроси, чтоб чайку сделали мне и гостям. Да не спеши возвращаться, проследи лично. Чтоб как следует заварили, самого лучшего.
И когда часовой ушел, поднял на гостей воспаленные глаза:
– Зря вы пришли, наверное. Лучше б нам самим разобраться сперва.
– С запахом? – спросил Сергей.
– И с этим тоже. Боязно мне как-то. Уже несколько недель воняет из туннеля со стороны Планерной. Что там творится – даже думать боюсь.
– Никого не посылали туда на разведку? – спросил Иван. Комендант поглядел на него, как на умалишенного.
– А если там эпидемия? Чтоб разведчики мне на станцию заразу принесли? Я потому и к вам давно запретил людям ходить. Вдруг мы тоже уже… того. А тут вы сами явились – и что мне теперь с вами делать?
– А какие-нибудь предположения у вас есть? Давно это началось?
– Да не очень, – комендант машинально потеребил блестящий кругляшок, висевший на шнурке у него на шее. Сергей опознал в амулете старый жетон метрополитена. – Тут, если вы не знаете, несколько месяцев назад стали появляться какие-то странные твари вроде тощих пучеглазых обезьян. Мы их окрестили лемурами… Сначала казалось – вреда от них нет особого, разве что еду подворовывали. Но вскоре люди начали пропадать. А потом кто-то пустил слух, что это эпидемия, – люди превращаются вот в таких тварей. На станции паника началась. Я сам сначала чуть не поверил.
Сергей, не удержавшись, хмыкнул.
– Вам хорошо, – слегка обиделся комендант, – а здесь народ суеверный. Брякнет что-нибудь старуха полоумная – и понеслось. Мне такого труда стоило порядок навести…
– На Тушинской тоже паника была из-за этого, – неохотно признался Викинг. – Все как с цепи сорвались. Я вот лично не верю – ну как может человек в обезьяну превратиться?
Но, говоря это, сталкер отводил глаза: сомнения у него явно имелись.
– Да помню я! – пробурчал комендант. – Наши люди за помощью к вам пошли, а их чуть не убили. Теперь вот вы сами заявились. Спасибо, не надо нам от вас ничего. Без вас разберемся!
Видно было, что он затаил обиду и забывать не собирается.
– Захар Петрович, – примирительно начал Иван, – я человек новый и всех этих ваших прошлых дел не знаю – кто кого чуть не убил, кто что кому сказал. Но только ты пойми – если дело серьезно, то ведь беда всем окрестным станциям грозит. Из-за упрямства твоего может и Сходненская вымереть, и Тушинская, а следом и Стадион Спартак – там ведь тоже люди живут. Не такое сейчас время, чтоб злопамятностью козырять и обидами меряться, – о будущем думать надо. Чтоб не истребили нас мутанты порознь.
Кошка еще раз подивилась мудрости отца Кирилла, который назначил руководителем человека, не замешанного в прошлые дрязги. Сейчас это сослужило хорошую службу. Захар Петрович некоторое время глядел исподлобья и вздыхал. Тем временем часовой принес чай в алюминиевом чайнике и несколько стареньких эмалированных кружек. Комендант сухо поблагодарил и вновь услал его с каким-то поручением.
– Да ладно, – сказал он наконец, сменив гнев на милость, – кто старое помянет, тому и глаз вон! С народом-то трудно бывает сладить, коли ему что в голову втемяшится, это я понимаю, у самого на станции то же самое творится. А все же обидно. Но ты прав, парень, одна голова хорошо, а две – лучше. Теперь я вот что думаю: люди-то у нас, может, вовсе и не пропадали, а к вам же и сбежали со страха или наверх ушли. И лемуров мы давно уже не видели. Зато теперь запах этот. Не одно, так другое…
И тут Кошка, неожиданно для самой себя, вскочила.
– Я хочу пойти на Планерную и все узнать, – объявила она.
– Тебе, девка, жизнь не дорога? – хмыкнул Захар Петрович. Кошка промолчала. Как объяснить, что умирать она пока не собиралась? Но при мысли о том, что ждет ее по возвращении на Тушинскую, подкатывала тоска. Вернуться на станцию, где люди готовятся к Новому Году, развешивая по стенам незатейливые украшения? Где ждет своего первенца Нюта, подрубая немудреные распашонки, стараясь заглушить страх в душе, надеясь на лучшее и с трепетом ожидая родов? Где Сергей снова станет уходить от нее к людям, с которыми ему интереснее, а она – опять лезть на стену от безысходности? И это все, что у нее теперь будет? Там, на Планерной, была неизвестная опасность – и от этого тоску и скуку сразу как рукой сняло. Это было настоящее дело.