Под небом Матери Индиго
Шрифт:
Сегодня всё осталось нетронуто.
Повернув голову, заприметила высокую бледную девушку с волосами темнее чёрного золота – себя, отражающуюся в зеркале, что висело прямо у самого входа. Приблизившись к подруге из зазеркалья, освободила её волосы от резинки, которая удерживала низкий разваливающийся пучок. Всегда делала данную причёску, когда выходила из дома. Хотя, будь моя воля, перестала бы выходить.
– И почему стало так модно быть интровертом? – кинула вопрос в пустоту.
Пробираясь к кровати, чуть не запнулась об одну из беспорядочно валяющихся книжных стопок.
Плюхнулась лицом в подушку.
Не знаю, сколько я так пролежала, может пять минут, а может и двадцать пять. Пребывала бы в приятной меланхолии и дальше, но в комнату вошла мама.
– Мне только что звонила директриса. – В голосе не было строгости, скорее звучала усталость.
– У неё есть телефон?
– Что ты опять натворила?
– Она не сказала? Зачем же тогда звонить? – Этот вопрос вогнал меня в тупик, и я перебралась в сидячее положение.
– Собирайся.
– Не-ет.
– Она вызвала к себе.
– Обеих? – Я вроде и так всё знаю.
– Теодора, что ты сделала? Мне нужно знать, к чему готовиться.
– Приятного будет мало…
– Теодора!
– Я сбила её, когда ехала на скейте. – Сама опешила, от безразличия собственного тона.
– Хотя бы на улице?
– Ты нарастила ресницы? – не самая удачная попытка перевести тему.
– Твою налево…
***
В определённый момент мама явно пересмотрела "Форсаж". Не представляю, как ещё можно объяснить её страсть к быстрой езде. Так или иначе, уже через пятнадцать минут после звонка Грейвз мы сидели в её кабинете. Разумеется, она выдала все подробности утреннего инцидента, но и на этом не остановилась.
– Нет, я всё понимаю, не первый год работаю с детьми. На многое могу закрыть глаза, но, миссис Мак-Кинли, ведь это не единичный случай.
– Пожалуйста, миссис Грейвз, давайте не будем раздувать из мухи слона. А скейт она теперь до свадьбы не увидит.
– Кто раздувает? – Женщина аж распрямила спину. – Я? Ещё раз говорю – я педагог со стажем, много детей повидала. Все хоть раз провинились, но Теодора… – Указала на меня ладонью. – Поглядите, ей хоть бы что. Она не чувствует на себе вины, а это самое страшное.
– Она не очень эмоциональная девочка. Мы… Мы стараемся. Она исправно ходит на консультации со школьным психологом.
Я окинула маму обиженным взглядом.
– Ладно, бог с ним, – заколебалась Грейвз, поняв, что тема зашла неудачная. – но внешний вид. Ведь это не сложно – соблюдать нормы внешнего вида.
– У неё всегда прибраны волосы и…
– Миссис Мак-Кинли, – с долей раздражения перебила директриса. – ну хватит вам уже её оправдывать. У вас не пятилетний ребёнок. Ей не составит труда носить штаны, которые будут прикрывать большую часть ноги. И, бога ради, пусть вытащит это жуткое кольцо из носа. Я хочу обучать детей, а не быков. – Мама смотрела на меня с надеждой. – В противном случаи, её придётся перевести в коррекционный класс.
– Что?! – Тут уж я не выдержала. – Вы что из ума выжили?!
– Милая, – мама испуганно схватила меня за рукав, когда я начала вставать с креста. – успокойся.
– Нет! – Я отдёрнула руку. – Что вы вообще несёте? Какой коррекционный класс? У меня лучшая успеваемость во всей школе!
– Теодора, прекрати, – продолжала мама. – ты же не хочешь, чтобы тебя вообще исключили.
– Никто и никогда меня не исключит, как ты не понимаешь? Ей же за меня премии платят. У меня лучшие результаты…
– Уже нет. – строго вмешалась директриса.
– Что? – только и выплюнула я. – В смысле?
– В самом прямом смысле. Алисия Вольф уже как месяц занимает лидирующую позицию.
– Впервые слышу это имя.
Но фамилия… Почему фамилия казалась мне такой знакомой?
– Слышала бы, если бы чаще вытаскивала из ушей эти штуки.
– Наушники?
– Ты меня поняла, – раздражённо констатировала Грейвз, вытирая разноцветным платочком капельки пота со своего лба. Её утомил этот разговор. – В общем так. Вижу, что сегодня нам не удастся разобраться с этой проблемой. Неделю отстранения я не отменяю. У вас обеих будет достаточно времени подумать над моими словами. Всего доброго.
Обратно мы ехали в тишине. От чего-то я понимала, что мама скоро её нарушит.
– Теодора, что за сцену ты там устроила?
– Пожалуйста, прекрати меня так называть. – Стиснула зубы.
– Хорошо. Тео. Тео, зачем это было нужно?
– По-моему, ты хотела, чтобы я стала "менее амёбной"?
– Я не то имела… Не важно.
Неловкость молчания беспощадна.
– Просто, знаешь, ведь мы с папой стараемся. Для тебя и для Кристиана. Всё, что мы делаем…
– Мам, – становилось её жаль. Это мне не нравилось больше тупого раздражения. – я слышала эту песню уже сто раз.
– Если бы ты хоть раз повнимательнее в неё вслушалась…
– Знаешь, – теперь я была готова забрать назад свои мысли о беспощадности молчания. – а ты права, – я плохая дочь.
– Я такого не говорила.
«Я знаю, но остановиться уже не могу.»
– Нет, правда. Я хреновая дочь. Настолько хреновая, что недостойна всех вас в этой образцовой семье…
Меня прервала очередная головная боль. Даже хорошо, что я не высказала всё, вертевшееся на языке. Но что-то было не так. Этот приступ отличался от всех остальных. Всего за каких-то пару секунд боль стала нестерпимой. Будто десяток мелких крыс пытались выбраться из моего мозга, прогрызая его насквозь. Изо рта вылетел стон.
– Теодора… Теодора, ты же так шутишь?
Крысы полностью избавились от этой серой субстанции. Ничего не осталось. Они разбежались по моему организму. Теперь каждый сам за себя. Я скрючилась. У меня было полное ощущение того, что прямо сейчас лишаюсь внутренних органов. Мелкие негодяи решили спалить их дотла. Я издала вопль.
– О боже, дочка! – мама дала по тормозам.
Машина остановилась. Боль ушла вместе с моим потерянным сознанием.
***
Очнулась уже дома.