Под новым небом, или На углях астероида
Шрифт:
«Один есть», – сказал себе Сергей и стал ловить на мушку второго коммандос. Но тот, увидев, что его командир упал и обездвижел, юркнул за дерево и больше не высовывался. Третий коммандос распластался за каким-то бугорком, высунул автомат и дал в сторону реки несколько поспешных очередей. Пули вошли в воду слева и справа от юного гиганта, и опять с недолётом. Два выстрела из винтовки – и автомат как ветром сдуло с бугра.
Сергей перевёл взгляд на Гюнтера. Главный коммандос начал приходить в себя. Вот он приподнялся, сел и заслонил лицо руками. Видно было, что из-под ладоней Гюнтера
«Пока с него хватит, – подумал Сергей и попытался разглядеть двух других коммандос, но те где-то надёжно укрылись. – Вот и сидите, как мыши. Высунетесь – получите всё, что причитается».
Перехватив винтовку за ремень, он повесил её на плечо и, поднявшись на берег, скрылся за пойменными кустами.
Приняв ближе к лесу, он пустился в низовья реки. Несколько раз ему попадались места ночёвок с остатками кострищ, тщательно прикрытых дёрном. Встречались следы подкованных копыт, женской и детской обуви. В двух-трёх местах на влажной болотистой почве видны были вмятины от мокасин отца, возможно, оставленные в ночное время.
Вечером 12 ноября, уже в сумерках, в километре от себя он увидел отсветы пылающего костра.
Большие перемены
Прибытие переселенцев из Европы стало для Нью-Росса событием исключительной важности. Исполнились надежды, связанные с экспедицией «Ирландии». Заметно возросло население. Появились планы посещения других районов Европы, а также Малой Азии и Северной Африки.
Радость встречи с европейцами в значительной степени была умерена отсутствием Игоря и Сергея. Пасмурные мысли, однако, довольно быстро вытеснились делами, связанными с обустройством новосёлов. Лишь в семьях мужчин, оставшихся за морем, надолго стихли смех и веселье.
Марта, отрыдав на плече Курта Винтермана, улыбнулась сквозь слёзы и сказала, что всё будет хорошо, рано или поздно и сын, и отец вернутся домой. В глубине её глаз, однако, поселилась нескрываемая печаль. Веда, узнав об исчезновении мужа, не проронила ни слова, но как-то сникла, пригнулась и словно сделалась ещё меньше ростом. Раза два или три потом видели её в лесу стоявшей на коленях и обратившей взор к небесам. Но она вообще, считалось, была немного со странностями, и молитвы её воспринимались как свойство характера. Когда Майе сообщили о Сергее, она только посмотрела вдаль, словно собираясь увидеть, что там, за морем, происходит, и сказала: «Узнаю его. Иначе Серж поступить не мог». Тем не менее и она посуровела и стала выглядеть на несколько лет старше. Пётр Васильевич, и до того не очень разговорчивый, замкнулся в себе и избегал появляться на людях.
Одних грюненсдорфцев временно поселили в здании ратуши, другим предоставили несколько вигвамов, пустовавших в Семигорье. Марта приняла к себе Винтерманов.
На другой день после возвращения «Ирландии» Уиллис собрал заседание парламента по вопросу строительства жилья для новоприбывших. В качестве представителя от них был приглашён Франц Розенштайн.
Без каких-либо бюрократических проволочек парламент постановил отвести для застройки участок земли к югу от Нью-Росса, по ту сторону ручья. Место
22 сентября уложили первый камень под фундамент дома. На возведении жилья работали три бригады, в состав которых вошли как грюненсдорфцы, так и нью-россцы с семигорцами. В первых числах января строительство нового Грюненсдорфа было полностью завершено. Чтобы оправдать такое название, каждое семейство, поселившись, посадило вокруг своего жилья по нескольку плодовых деревьев. Персиковые, абрикосовые, фиговые деревья, а также финиковые пальмы посадили и вдоль дорог на некотором протяжении от крайних домов.
Со всех четырёх сторон посёлка, куда выходили коротенькие улочки, новосёлы установили таблички с его названием на немецком и английском языках. Красными буквами на синем фоне. Это придало Грюненсдорфу какую-то дополнительную прелесть и аккуратность.
Хороший пример заразителен: не прошло и недели, как подобные таблички были установлены и на окраинах Нью-Росса и Семигорья.
Почти половина взрослого населения Грюненсдорфа была серьёзно больна. Сказалось и длительное пребывание в холодной воде при ловле рыбы, и многолетнее курение табака. Поэтому работы у медицинского персонала Нью-Росса заметно прибавилось.
Особую тревогу вызывало состояние здоровья Эмми Винтерман.
– У неё словно ком льда вместо сердца – таким от него холодом веет, – сказала Мэри своему старшему коллеге, оставшись с ним наедине. Обладая мощным биополем, она ладонями, как рентгеном, проверила ауру девушки, выискивая малейшие отклонения от нормы, и была удручена состоянием её организма. – Поражены не только сердце, но и почки, не случайно у неё отёки под глазами. Да и суставы, мягко говоря, оставляют желать лучшего. При отсутствии лечения долго бы она не продержалась. Но мы попробуем её вытащить – я её сердечко и все остальные органы с патологией отогрею.
Обговорив курс лечения, они немедленно приступили к его реализации.
Ко времени прибытия «Ирландии» в Нью-Росс все раненые моряки, за исключением Стива, уже полностью поправились. Получивший контузию комендор долго ещё ничего не видел. Но благодаря усилиям врачей зрение его постепенно полностью восстановилось.
Ник был верен своему слову и не оставлял бедную Эмми. Каждый вечер он отправлялся к дому тёти Марты, где на первых порах проживали Винтерманы. Девушка выходила к нему, и они по часу, а то и больше просиживали на скамейке под окнами, выходившими во двор.
– Ты мне нравишься, – говорила Эмми своему ухажёру, – и я не мыслю жизни без тебя. Если я полностью выздоровею, а доктор Мэри говорит, что так и будет, то я выйду за тебя замуж. Если, конечно, ты сделаешь мне предложение.
– Обязательно сделаю. Ты мне тоже нравишься. Так сильно, что нет слов, которыми можно было бы выразить моё отношение к тебе.
Он говорил правду. И в море, и на суше образ дочери Винтерманов не покидал его.
– Пока мы слишком молоды для женитьбы, – говорила девушка. – Но мы поженимся сразу, как только повзрослеем. Ведь так, Ник?