Под новым небом, или На углях астероида
Шрифт:
В глубине двора показался возвращающийся Сергей. Игорь замахал рукой, показывая, чтобы тот шёл не прямо, а придерживался скал.
– Как тут? – спросил сын, подойдя к отцу.
– Говори громче, ничего не слышу.
– Ты что, оглох? Как тут у тебя, спрашиваю?!
– Что? А, да, оглох! Тут хорошо! Садануло так, что голова чуть не раскололась!
Слух ещё не вернулся к нему полностью, и Игорь кричал, словно Сергей тоже плохо слышал.
Стену потряс ещё один взрыв, и охотник потёр уши, пытаясь избавиться от глухоты.
– Сколько же снарядов
– Что ты говоришь?! – крикнул Сергей, который слышал теперь не лучше отца.
– Я говорю, скоро ли у них кончатся снаряды! – прокричал Игорь в самое ухо сына.
– А-а, не знаю, трудно сказать, – ответил Сергей.
На внутренней стороне скал вспух очередной огненно чёрный шар, и на этом обстрел из гранатомёта прекратился.
Постепенно звуковые сигналы вновь возвращались из глухой тишины. Сначала защитники крепости услышали звуки флейты, выдававшей полонез Огинского, потом словно сквозь вату до них долетел треск догоравшей избы.
– Эй вы! – донёсся голос с поймы. – Вы там ещё не все передохли?!
– Нет-нет, не все, господин Ренинг! – отозвался Игорь.
– А, это ты, разбойник! Уцелел, значит! У меня к вам предложение. Сейчас ты и кто там ещё остался в живых сдаётесь в плен. Будете нашими рабами. Без рабов нам не обойтись. Надо же кому-то ловить рыбу и ходить в лес по грибы! Выходите, так и быть, всех помилуем.
– Ну что, Серёжа, выходим? – спросил Игорь.
– Плохие шутки, отец, – сказал, покривившись лицом, Сергей. – Я думаю, это сражение кончится тем, что Гюнтер сам будет просить у нас пощады.
Игорь посмотрел на небо. Солнце переместилось за реку, но до наступления ночи было ещё далеко. Потрескивали угли на месте пожарища. Казбек склонился над кормом и, захватывая клочки травы, безучастно пережёвывал их. Конь уже привык к обстрелу. А флейта молчала.
– Мальчик устал, – сказал Игорь, – и ждёт, когда к нему вернутся силы.
– Эй, разбойник, – донёсся голос Гюнтера, – я с тобой разговариваю! Почему молчишь?! Сдаёшься или нет?! Или у тебя голос отказал от страха?
Из глубины двора снова полилась мелодия. Макс взялся за исполнение «Прощание славянки», но музыка звучала прерывисто, некоторые ноты плохо продувались.
– Да, наш маленький музыкант устал, – повторил Игорь. – Господин Ренинг! – крикнул он, задрав голову к верху стены. – Ваше предложение нас заинтересовало! Но нам надо посоветоваться! Один я такое ответственное решение принять не могу!
– Можешь советоваться! – раздалось с поймы. – Но только недолго! Даю тебе столько времени, сколько его нужно, чтобы сложить сучья для костра и разжечь его.
– В нашем распоряжении не больше десяти минут, – сказал Игорь. – А ты понял, Серёжа, почему Гюнтер стал более покладистым?
– Наверно, потому, что снарядов у них осталось с гулькин нос.
– Я тоже так считаю. Нам бы до ночи продержаться, а там мы бы что-нибудь придумали. Ладно, побудь здесь один, а я пойду посмотрю, как чувствуют себя наши бабоньки.
Заглянув в предбанник, он вошёл внутрь и сел
– Ну что, музыкант, устал? – спросил он у Макса, погладив его по голове.
– Нет, ничего, губы только болят.
– Вот и у меня они болят, когда я долго играю. А ты передохни, подожди немного, зачем себя надрывать. Слышишь, стрельба прекратилась. Противник – и тот устал, тоже отдыхает. Вот снова вступили с нами в переговоры. Предлагают сдаться. Как ты на это смотришь?
– На что?
– На то, чтобы мы сдались на милость врагу.
Мальчик поджал губы и отрицательно повёл головой.
– Нет, ни за какие коврижки.
– А вы что скажете? – Игорь посмотрел на женщин.
– Зачем лишние разговоры? – произнесла в ответ Марион. – Мы своё слово уже сказали.
– Должен же я обсудить с вами предложение противника. А вообще я стараюсь протянуть время. Нам надо дождаться наступления темноты.
– И что будет ночью? – спросила Стефани из глубины бани.
– Ночь – наш союзник. Сейчас, при свете дня, мы не можем эффективно противодействовать коммандос. А вот ночью… Ночь покажет, кто чего стоит.
Охотник встретился взглядом с Тарзаном, лежавшим на хвойной подстилке. Не поднимая головы, пёс слабо вильнул хвостом. Левая задняя нога его была забинтована, сквозь перевязочную ткань проступало кровяное пятно.
– Как он тут? – спросил Игорь.
– Лежит, молчит, терпит, – ответила Марион.
Он встретился взглядом с Илоной и жестом пригласил следовать за ним. Они вышли из предбанника, зашли за угол и, оказавшись между строением и скальной стеной, сомкнулись в объятиях.
– Ох, Игорь, как я люблю тебя! – прошептала она. – Люблю и молю всех богов, чтобы они оставили тебя в живых.
– Со мной всё будет хорошо, я и не в такие переделки попадал. Вот наступит ночь, и мы расправимся с коммандос, обещаю тебе, – он снова обнял и поцеловал её, испытав при этом прилив нежности к женщине, столь любезной его сердцу. – Всё, иди, радость моя. Время, отпущенное Гюнтером, истекает. Мне надо к Сергею.
– Ну, как тут? – спросил он у сына, встав рядом с ним.
– Гюнтер спрашивал тебя, я сказал, что ты ещё не вернулся. По-моему, он торопится, хочет дожать нас психически. И я думаю, главарь коммандос чувствует себя не очень комфортно. Полдня обстрела, а толку-то – пшик. Ну сожгли они одну нашу избу, однако это ведь не решит исход сражения.
– Эй вы! – в очередной раз раздалось с поймы. – Пламя не только вспыхнуло, но и охватило весь костёр!
– Подождите ещё немного, господин Ренинг! – крикнул Игорь. – У нас много раненых, их надо перевязать.
– Сдайте оружие, мы войдём в крепость и сами перевяжем ваших раненых!
– Ещё немного, господин Ренинг, и перевязка будет закончена.
– Я смотрю, ты не очень спешишь, разбойник! Сейчас мы поторопим тебя! Фридрих, фойер!
Стену потряс очередной взрыв. Два или три бревна из внешней кладки разнесло в щепки, и обломки вместе с грунтом посыпались в ров.