Под провокатором
Шрифт:
— Как будто в этом есть нужда…, — вяло сказала я.
— Это ты своему искорке скажи. Хотя он не понимает, что у него есть проблемы посерьезней, — она тяжело вздохнула.
— Какие еще проблемы?
Она не ответила. Вытащила из кармана ампулу с жидкостью оранжевого цвета, и покатала в руке. Потом крепко сжала ее в кулаке, и, опять еще тяжелее выдохнув, засунула обратно в карман.
— Это же провокатор, да? — спросила я.
Она рассеяно посмотрела на меня и, кивнув, ушла за свой стол.
— Идите, подождите а холле. Как будет готов какой-нибудь результат, я сразу сообщу.
__________________________
Мы
— Чего? — вопросительно спросила Урсула.
— Ты не знаешь, он у себя? — спросила я.
— Недавно разговаривала с ним. У них сегодня планерка опять была, генеральская. Может, вернулся уже. Не знаю. Позвонить?
— Нет, не надо. Ты иди, я приду сейчас.
Она понимающе посмотрела на меня, и быстрым шагом пошла к себе. Я дождалась, пока она скроется за дверью своего номера, и долго собираясь с духом, всё-таки постучала в дверь номера 701.
Тишина.
Я постучала ещё раз. Опять никто не ответил. Тогда я сама попробовала открыла замок. Не заперто. Просунула внутрь голову. Внутри был все тот же мрак, и пахло сигаретами. Значит он дома. Я робко прошмыгнула внутрь, разулась, и, ступая босиком по мягкому ковролину, прошла вглубь комнаты.
— Клауд? — тихонечко спросила темноту.
Ответа не последовало.
— Клауд…? Ты тут? — чуть громче позвала его я.
— Зачем ты пришла? — внезапно послышался его голос из-за моей спины.
От неожиданности, я резко подскочила и обернулась в его сторону. Представшая моим глазами картина, определенно вывела меня из всякого равновесия.
— Что с тобой? — тихо спросила я, разглядывая его взъерошенный вид. Чуть лучше чем утром, однако…. Он был раздет по пояс, снизу были его военные брюки, и берцы[1]. Походу он действительно ходил на планерку. В его зубах, как всегда была зажата сигарета, а в руках был бокал виски.
— Что со мной? — тихо произнес он. — Какое тебе дело, что со мной.
— Я хотела поговорить с тобой, — я косо посмотрела на ряд пустых бутылок, стоящих на столе позади него. От дыма, в номере дышать тоже было нечем, подошла к окну, и открыла его, впуская в комнату свежий воздух.
— Девочка, у меня итак все крайне хреново. Если ты пришла поковырять мои раны, то ты крайне не вовремя, — он убрал сигарету в пепельницу, подошёл к тумбочке, вытащил оттуда ампулу блокатора, сел, затянул зубами на локте жгут, и отточено, на уровне автоматики, поставил себе инъекцию. Оскалился, стиснув челюсть, сжал руку в кулак, и стал ждать, пока боль стихнет.
Я подошла к нему, медленно, с осторожностью, унимая гул сердца, положила руку на его спину. Его мышцы моментально напряглись под моей ладонью, он резко выпрямился, и молниеносным движением перехватил мою руку, сжимая ее за кисть.
— Не делай этого, — холодно отчеканил он. — Говори что хотела, и убирайся.
— Хватит! Никуда я не уйду! — я обхватила его лицо руками, и повернула в свою сторону. — Нам надо поговорить, — сказала я, вглядываясь в глубины его янтарных…, затуманенных глаз.
— Как будто это что-то поменяет. И вообще, ты до этого, даже смотреть в мою сторону не хотела. Что же изменилось? Или, наконец, самосохранение заработало? Поняла, что ты тут исключительно под моим покровительством, и никому кроме меня не нужна? Хотя ты и мне — уже не нужна.
Я вздохнула, пропуская его колкость мимо ушей.
— Я говорила с Урсулой. Она…убедила меня, что я, возможно, была неправа, не дав тебе даже шанса объясниться. Конечно, мне с трудом верится, что можно хоть как-то объяснить те поступки, которые ты совершил, и особенно их оправдать. Но, она настаивала на том, что вполне может быть, я даже смогу тебя понять и простить….
— Простить… меня? А ты, или может Урсула спросили меня, нужно ли мне это прощение…, если я сам себя за это никогда простить не смогу?!
— Не понимаю…. Что ты имеешь ввиду? — с недоверием спросила я.
Он встал, тряхнул головой, снова взял свою сигарету и пошел к открытому окну.
— Объяснений хочешь? А ты уверена, что вынесешь то, что услышишь? Может, живи себя так, как живешь в неведении. Зачем тебе эта правда? Она ничего не изменит. Она не изменит нас, наше прошлое, не изменит того, кто мы есть. Это бремя, девочка, ноша, которую я был готов нести за нас обоих, — из его уст вырвался нервный смешок. — Наверное, я идиот, что после всего, продолжаю переживать за тебя и ограждать от этой информации. — Он фыркнул, засунул сигарету в рот и невероятно грациозно, для своего нетрезвого состояния запрыгнул на подоконник. Выпрямился в полный рост, пошатнулась, но удержался за боковые створки окна, а затем свесился наружу.
Я испуганно метнулась к нему. Он был не трезв, окно было без ограждений, а мы находились почти в ста метрах над землей.
— Ты что умом тронулся? Что ты творишь? — единственное, за что я могла его схватить, это за ногу, что я и поспешила сделать, пытаясь затянуть его назад.
— Да, я определенно тронулся умом, — недовольно сказал он, отпустил одну руку и взял в нее сигарету, а другой продолжал держаться.
— Клауд, пожалуйста. Приди в себя, спустись, и расскажи мне все, как есть. Прошу тебя. Я все выдержу. Не думаю, что осталось хоть что — то, что все еще способно шокировать меня.
Он жутко рассмеялся. Я поежилась от ворвавшегося в помещение прохладного ветра. Его кожа тоже покрылась мурашками, но он даже не планировал спускаться.
— Да что с тобой, черт возьми! Почему ты ведешь себя так?!
— Хреново мне, Мел, вот что! — он сделал паузу, обернулся, он рыскал по мне глазами, не зная за что зацепиться. — Ты действительно хочешь правды? — его взгляд резал, как лезвие, зрачки сужены до крошечных точек, он спрыгнул с подоконника и медленно пошел в мою сторону. — Да, Мел. Я убил Настасью! Да, черт возьми, и не просто убил…, как там сказал этот выблядок?! Я сделал это кровожадно? По зверски? Да, Мел…, он не соврал, он даже мягко выразился! Я сделал это, вот этими руками и помню всё так отчетливо, как будто это происходит со мной прямо сейчас, сиюминутно, ежесекундно! Я закрываю глаза и вижу ее перед собой, открываю и в мыслях она! Днем, ночью, наяву во сне, я слышу ее крики! — он застыл, одаривая меня диким нечеловеческим взглядом…, и его глаза в этот момент покраснели, потому, что к ним подступила влага… — и самое худшее в этом всем, — когда он произнес следующие слова, голос его дрогнул, — Что …Настасья… моя мама.