Под провокатором
Шрифт:
Незамедлительно ввёл провокатор. Напрягся, ожидая, что лекарство будет ещё хуже блокаторов, но ошибся. Оно было безболезненным, наоборот — это была эйфория.
Мой слух моментально стал ультра — острым, как и зрение. Я чувствовал, как мои мышцы наливались силой…, как эмоции начали разрастаться по мне.
Повернул голову именно тогда, когда дверь открылась и маме принесли еду. Я вскочил, вытаскивая два ножа из ножен, и двумя меткими бросками попал каждому из двоих в глаз и в межбровье. Они умерли моментально.
Посмотрел
Я сорвал с себя инвизор, подбежал, обнимая её, схватил за руку и потащил за собой.
— Клауд, сыночек, пожалуйста, милый, тебя убьют!
— Мама. Всё будет хорошо! Твоя камера почти ближе всех к лифту.
Вдруг послышался вой сирены. Свет моментально погас, переключаясь на красный. Я ощерился, быстрее потянув маму за собой.
Мы оказались в коридоре, через который я пришёл. Нам на встречу выбежали солдаты. Один из них крикнул:
— Не стрелять! Заденете госпожу Анастасию! Мальчишку обезвредить!
Зато мне стрелять можно, я вытащил пистолеты, начав стрелять по противникам, глупо, неэкономно растрачивая обоймы. Это я уже потом понял.
Убил троих, вытащил нож, прыгнул, оттолкнувшись от стены, сделал кувырок, и с лёту приземлился на плечи одного из солдат, моментально вонзив рубящим движением нож ему в темя.
— Что это за чертёнок?! — завопил кто-то из толпы.
Я выбросил пустую обойму, вытащил из кармана новую, подкинул ее и, прямо в воздухе, заменил её, моментально опорожнив, расстреляв еще четверых.
Оскалился. В этот раз получилось лучше. Чувствовал каждый их шаг, каждый вздох, каждый стук сердца, и это распаляло моего зверя.
Как тигр, бросился с ножами на следующего, потом на следующего, и ещё на одного. Крови было немерено — фонтаны. Я скалился, засчитывая каждого — на свой счет, как победу. Мой зверь наслаждался, ликовал, разрывая их на куски. Я не считал, прикидывал, что убил уже около двадцати. Конечно, на моей стороне было то, что они не стреляли по мне. Их задача была меня поймать и обезвредить, но азарта это не умоляло. Они смотрели на меня со страхом, трусы.
Неистовствовал, до тех пор, пока сзади меня не послышался голос. Я застыл, оборачиваясь.
— Наигрался?
Расширил глаза, уставившись на маму, которую держал, сведя руки за спиной и приставив к виску — дуло пистолета, Рош.
— Брось свои игрушки.
Я моментально вскинул руки, выбрасывая на пол оружие. Мне ударили по спине прикладом, заставляя встать на колени и сложить руки за головой.
Посмотрел на маму, которая заливалась слезами, качая головой.
— Прекрасно. Просто прекрасно…, — сказал выродок. Я знал, кем он был, хоть и видел его впервые вживую. Он сжал лицо моей мамы, надавливая, заставляя смотреть на меня. — Посмотри на это чудовище, Анастасия. Посмотри на это…, это даже животным не назвать.
Мои глаза сейчас светились, мне говорили, что должно быть так, я был с ног до головы в крови, быстро дышал.
Я оскалился.
Рош сморщил свой нос, сплёвывая.
— Аж смотреть тошно. Как ты могла сохранить ему жизнь?! Почему ты выкрала его, спрятала?! Почему не оставила в Кузне… там, где ему и место, — он посмотрел ей в лицо. — Вот это… — он указал на меня. — Стоило того? Это же чудовище, ему не место среди людей! Когда мне сказали, что ЭТО живо…, я не поверил. Не мог поверить, что моя жена обманывает меня под моим носом столько лет!
— Он наш сын, Ник… — она начала горько плакать. Он со всей силы ударил её по лицу.
Я ощерился, и попытался вырваться, но меня опять ударили прикладом.
— Даже не произноси это вслух! Это чудовище — ошибка природы! Посмотри, что выросло из него! Убийца…, сколько ему? Пятнадцать?! Посмотри, что он сделал…, разве такому существу есть место в обществе?! Что сделали бы наше общество, узнай они о нем?! Думаешь, я не хотел сына?! Нормального, здорового ребенка?! Хотел! Но ты родила мне — это! — взревел он. — У нас есть дочь, Анастасия! Я дал тебе эту девочку, что бы ты потешилась, поиграла в мать! Но тебе было мало!
— Это ты сделал его таким! И у нас нет дочери, Николас! Эта девочка… никогда не сможет заменить мне моего собственного ребёнка! — взревела мама. — У нас есть родной сын! И он может жить нормально, есть специальные препараты…
— Он монстр! Я специально дал возможность тебе увидеть это своими глазами! Теперь ты видишь?!
— Ник, он не монстр, он замечательный добрый мальчик. Если бы только его не перековали…. ты просто не знаешь его… ты бы полюбил его…
Ублюдок тяжело вздохнул.
— Анастасия. Я даю тебе последний шанс. Посмотри ещё раз на него… — мама подняла на меня взгляд, закусив нижнюю губу и зарыдав. — Сама прикажи, что бы это чудовище пристрелили, и мы с тобой обо всём забудем. Я обещаю, что даже не буду вспоминать это. Спишу всё на твоё доброе сердце, которое способно полюбить даже такое уродство. Мы просто пойдем домой, ты обнимешь маленькую Меланию, и мы забудем об этом — как о страшном сне.
Мама горько заплакала, громко, надрывисто, закрывая рот рукой. Посмотрела на меня с болью, и отрицательно покачала головой.
— Нет… — тихо сказала она.
Рош скрипнул зубами. Скрипнул громко, будто находясь в миллиметрах от меня. Затем он выдохнул, и швырнул маму в мою сторону.
— Хорошо, Анастасия. Я понял тебя. Говоришь хороший мальчик? Он может жить нормально? Прекрасно.
Мама обняла меня, целуя, пачкаясь об меня в чужой крови, и прижимая к себе.
— Поднимите их, отведите в её камеру, и заприте. Мальчишку перед этим — обыскать, изъять все острые предметы, все что есть. У него там какие-то ампулы могут быть, их тоже изъять. Оставить только одежду.