Под псевдонимом Ирина

Воскресенская Зоя Ивановна

— Нам нужны такие люди, как вы, князь, — говорил на прощание Берия.

— Мы держали его для чего-то экстраординарного, — говорит Судоплатов. — В тысяча девятьсот сорок втором году, в частности, планировали устроить покушение на Гитлера с участием князя Радзивилла. С этой целью в Берлин даже была направлена группа наших диверсантов во главе с Миклашевским.

Но Сталин отменил эту операцию. Он считал, что устранение Гитлера откроет дорогу к власти в Германии фон Папену. В этом случае, считал Сталин, американцы и англичане наверняка заключат с Германией сепаратный мир и оставят его с носом.

— Так что князя Радзивилла, насколько мне известно, мы так и не смогли ни разу по-крупному задействовать, — говорит Судоплатов.

17

июня 1941 года после доклада начальника ИНО Фитина о подготовке немцев к войне, встреченного Сталиным с большим раздражением, Берия тем не менее сумел получить разрешение на дополнительные меры по линии разведки. Судоплатову по указанию ЦК ВКП(б) было поручено создать и возглавить особую группу НКВД СССР.

— Двадцать первого июня я засиделся допоздна на службе, — вспоминает Судоплатов. — Было уже глубоко за полночь, когда меня вызвали к наркому госбезопасности Меркулову. Обычно очень уравновешенный и спокойный, на этот раз Меркулов был не в себе.

— Война началась, — произнес он и подал несколько листков бумаги с донесениями от пограничников. — Немедленно поднимайте всех, кто у вас есть. Подбирайте конспиративные квартиры. Всех своих сотрудников перевести на казарменное положение.

— Пятого июля тысяча девятьсот сорок первого года был подписан письменный приказ о моем назначении и создании особой группы, — говорит Судоплатов. — Первым делом мы начали формирование парашютно-десантного подразделения. В него принимали комсомольцев, спортсменов, а также многих иностранцев-коммунистов.

13 октября особая группа в связи с расширением объема работ реорганизуется во 2-й отдел НКВД СССР, а потом, в 1942 году — в Четвертое управление НКВД — НК ГБ СССР.

— С началом войны, — говорит Судоплатов, — многое изменилось. Берия понимал, что нужны люди. Грамотные, опытные. Многие из них сидели в тюрьмах и лагерях.

В июне 1941 года на стол Берия Судоплатов положил первый список людей, которых предлагал освободить. 60 человек.

— И вот что удивительно, — рассказывает Судоплатов. — Берия не то что не спросил, виноваты ли эти люди или нет, он почти не глянул на список.

— Они все вам нужны? Тогда забирайте, — произнес Берия, подписывая его.

— Действовала логика преступного рационализма внутреннего террора. Если Сталину, режиму были неугодны те или иные люди, их просто убирали, убивали, сажали в тюрьмы, лагеря. Но вот началась война. Снова нужны люди, и снова их выпускают. Виновен ты или нет, никого не волновало. Главное — ты нужен в данный момент или нет.

Понимали это люди? Кто знает сегодня. Но они, выпущенные на свободу, работали не покладая рук, часто рискуя жизнью. О размахе и действенности особой группы Четвертого управления говорят хотя бы такие цифры и факты. 22 боевика из службы Судоплатова получили звание Героя Советского Союза. Среди них известные имена Н. Кузнецова, Д. Медведева, К. Орловского, С Ваупшасова, В. Карасева, А. Шихова, Е. Мирковского. Несколько тысяч награждены орденами и медалями. Сам Павел Анатольевич и его заместитель Наум Эйтингон были удостоены орденов Суворова. Только они двое из всей разведки получили полководческие ордена. И это не случайно. Ведь на счету разведчиков Судоплатова участие в таких операциях, как «Рельсовая война», «Цитадель», «Концерт», других.

Многие из них хорошо известны. Но есть и такие, которые почему-то еще не стали достоянием широкой гласности.

— Пожалуй, самой захватывающей, — говорит Судоплатов, — была начатая осенью тысяча девятьсот сорок первого года агентурная разработка, получившая впоследствии кодовое название «Монастырь». Ее готовил начальник отдела в моем управлении Маклярский и оперработник Ильин. По сути, она продолжалась всю войну. Наш выбор пал на принадлежащего к театральной богеме Москвы Александра Демьянова, агента по кличке Гейне, не случайно, прежде всего потому, что происходил он из родовитой

белогвардейской семьи и к тому же имел немецкие корни. А его прадеду как одному из видных деятелей кубанского казачества был поставлен памятник на Кубани. Кроме того, опять же его дядя в свое время работал в белогвардейской контрразведке, позднее был разоблачен как шпион и сослан в Сибирь, где лотом и скончался.

В самом конце тысяча девятьсот сорок первого года Гейне перебросили через фронт. Причем чуть было не потеряли его в самом начале операции. Дело в том, что наши саперы неправильно указали место для перехода линии фронта. Гейне пошел «сдаваться» по минному полю… И узнал об этом, лишь когда ему закричали из немецких окопов.

— Переход по минному полю произвел, — говорит Павел Анатольевич, — на немцев впечатление. Хотя поверили они ему лишь после нескольких проверок.

Вскоре абверовцы решили использовать в своих целях «представителя монархической группы в Москве» — именно так и представился Гейне немцам. В результате Макс, такую кличку присвоили ему немецкие разведчики, снова оказался в Москве. Но уже по немецким каналам. «Выполнял» задания немцев, разумеется, под нашим контролем. По ходу игры с немцами Гейне докладывал своим «хозяевам», что ему удалось внедриться в качестве офицера-порученца в окружение маршала Шапошникова. А после смерти Шапошникова он «остался» в свите вновь назначенного начальника Генерального штаба. Красной Армии Василевского. На протяжении почти всей войны наша разведка «кормила» Берлин умело составленной стратегической дезинформацией — смесью правды и лжи.

После войны Шелленберг и Гелен писали в своих воспоминаниях о внедренном ими в советский Генштаб агенте, который давал чрезвычайно важную информацию, что свидетельствует о полном неведении немцев относительно Гейне.

Еще в 1939 году наша разведка получила сведения о том, что за рубежом ведется разработка атомного оружия. Уже на следующий год Центр направляет ориентировки, нацеливавшие советские резидентуры в США, Англии и в ряде других стран на добывание сведений по этой проблеме. В сентябре того же 1940 года наши разведчики в Лондоне сумели получить научную документацию, в которой обосновывалась необходимость создания критической массы для производства супероружия.

В марте 1942 года Берия докладывает Сталину о развернувшихся в США работках по практическому созданию атомного оружия. На основании этого доклада решением ГКО (Государственного Комитета Обороны) создается лаборатория № 2 под руководством Игоря Курчатова. В 1943 году правительство принимает решение об организации в недрах разведки группы «С», которой поручено заниматься добыванием информации с целью использования ее для создания атомной бомбы в СССР. Возглавил эту работу, так сказать, по совместительству, генерал Судоплатов. Одновременно создается так называемое «второе разведывательное бюро» в правительственном спецкомитете по атомной проблеме, которое объединяло усилия военной разведки и НКВД-НК ГБ. Группа Судоплатова просуществовала всего год, а затем «атомные дела» были переданы в ведение управления «Т» — техническая разведка.

Руководил этой проблемой в США по линии разведки Григорий Хейфец, который позднее стал одним из создателей американской коммунистической партии. «Наши разведчики, сумевшие выйти на видных западных ученых-атомщиков, организовали буквально поток научной информации в Москву, — вспоминает Павел Судоплатов. — Надо сказать, что Ферми, Нильс Бор, Эйнштейн и другие видные ученые понимали опасность появления атомного оружия и поэтому считали необходимым создать равновесие сил».

По сути, это был международный заговор ученых, в котором приняла участие советская разведка. Ее роль, по мнению Судоплатова, заключалась в том, чтобы воспитать или содействовать воспитанию среди западных ученых-атомщиков убежденных пацифистов-космополнтов, стремящихся спасти мир от ядерной войны.