Под шапкой-невидимкой
Шрифт:
— Всё потому: гуси когда-то гнездились.
— И болото потому Куропачье?
— И болото. Куропатки на нём водились.
— А куда же теперь-то они подевались: козы, гуси да куропатки?
— Известно куда: охотники перевели.
— А жалко тебе их небось?
— Ещё бы не жалко! Бывало, лесом идёшь — на козу любуешься, на озере с гусями разговоришься, на болоте с куропатками пошутишь. А теперь? Ни поговорить, ни пошутить, ни полюбоваться. Скучно. Вот к тебе пришёл — не прогонишь?
— Мне что, сиди. Вдвоём веселей.
Сидим вдвоем. Время коротаем.
А за
— Слышишь? — вдруг спрашивает Лесовичок.
— Слышу, — говорю. — Осины лопочут.
— Нет, — отмахивается Лесовичок.
— Сосны, — говорю. — Сосны басят.
— Да не то! Не лопочут, не басят, а барабанят!
— Барабанят?
— Барабанят.
— Кто же это барабанит?
— То-то и оно! Это старые названия в сердце моё барабанят! Громко стучат и настойчиво, как дятлы! Неужто не слышишь?
Я прикладываю к уху ладонь — так и есть! Старые названия барабанят. Барабанят тревожно и громко.
— Может, и другие услышат? — спрашивает Лесовичок. — Что, им трудно ладонь приложить к уху, что ли?
Я киваю ему головой: может, и услышат, может, не поленятся приложить к уху ладонь?!
ДЕРЕВЬЯ
Входишь в лес и гладишь ладонью деревья, будто старых друзей похлопываешь по спине. Стволы тёплые, как тело живое: чуть покачиваются, будто дышат...
А вершины гудят то грозно, то ласково. Листья лопочут зелёными язычками.
К стволу прислонишься, как к плечу друга. Плечо гладкое, скользкое — молодая берёзка. А то всё в пупырышках — это осина. Или изборождённое, изморщиненное, как кожа слона. Это кора дуба.
Всю жизнь с деревьями плечом к плечу. И хочется стиснуть ладонями их руки-ветви и крепко пожать.
ПТИЦЫ
Улетят осенью птицы — пустынны станут леса. А вернутся весной — и снова жизнь переливается через вершины. И как удивительна эта жизнь, перелетающая на крыльях!
Шумное, пёстрое облако жизни кочует по нашей Земле. То оно тут, у нас, — и леса наши переполнены щебетом, свистом и писком. То оно где-то там, за морями и за горами, — и леса наши пусты и глухи. И мы тоскуем и ждём, мы ругаем себя, что не наслушались летом про запас птичьих песен и голосов. Но приходит пора, и волна жизни снова выплёскивается в наши леса.
Волны птиц — как в прилив и отлив: то накатятся, то отхлынут. И у этого моря живого тоже есть свои берега. Эти тучи живые, как настоящие тучи, то рассеиваются и редеют, подобно туману, то сгущаются и темнеют, как грозовые
облака. А вдруг оно, это облако, однажды высохнет и испарится? Ведь рассеиваются же настоящие облака!
И мне становится жутко. Мы привыкли, что каждую весну сама собой накатывается волна. А вдруг однажды прилива не станет? Всё ли мы делаем, чтобы
Кочуют над Землёй облака жизни. Чистое ли над ними небо? Приветлива ли под ними земля?
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Приятно встречать старых друзей. Даже в лесу. Но встречи в лесу случайны и мимолётны. Увидишь на миг зверя или птицу, и вот уже нету их. И только редко-редко, если здорово повезёт, встречаешь ты их вновь и вновь.
Я познакомился с дятлом. Шёл по тихой тропинке и вдруг услышал стук. На засохшей вершине сидел дятел и разбивал шишку. Прикрываясь толстой соседней сосной, я подкрался и, осторожно высунувшись, прицелился в него фоторужьём.
Дятел деловито стучал. Иногда он переворачивал шишку, отдыхал или перебирал пёрышки на спине. На затылке у него было красное пятнышко.
С тех пор прошло пять осеней. И каждую осень я приходил по тихой тропинке к сухой сосне и встречал на ней знакомого дятла. На сосне у него «кузница», и он разбивает на ней шишки.
Он не очень меня боится и позволяет себя снимать.
В последний раз — в пятую осень — я не услышал на сушине знакомого стука. Я долго сидел на валёжине, но всё было тихо. В слабой надежде я постучал ножом о пенёк: дятлы не любят, когда другие дятлы стучат на их участке. И сейчас же послышался шорох крыльев, и пёстрая птица прилепилась к дереву над головой. Здравствуй, дятел, я рад, что ты ещё жив!
Дятел сорвал шишку — и прямиком на свою кузницу. Раздался знакомый стук. Так я снял его в пятый раз.
Что ни говори, а приятно иметь знакомых в лесу. До будущей осени, дружище дятел. До шестой!
Лосиха бросила против меня своих верных разведчиков: глаза, уши, ноздри. Разведчики своё дело сделали: глаза поймали движение, уши уловили шорох, ноздри — запах. Теперь разведчикам отдыхать, ногам — работать!
— Посмотри, мама, какие у меня ноги большие да длинные!
— Длинные, сынок, большие.
— Посмотри, мама, какие у меня уши широкие да большие!
— Широкие, сынок, большие.
— А отчего, мама, у меня ноги и уши большие?
— А оттого, сынок, что ты у меня ещё совсем маленький...