Под шепот океана
Шрифт:
– Мальчик... болен? – заставил произнести себя он.
Фрейя кивнула, и его грудь словно сковали стальные обручи.
Вопрос жизни и смерти. Его сын умирает?
Почувствовав, как напрягся Гас, Фрейя подняла голову. Она должна быть сильной. Назад дороги нет. Она не может подвести своего сына.
Глубоко вздохнув, Фрейя сказала:
– У Ника отказывают почки, и он нуждается в трансплантации.
Было темно, но Фрейя видела реакцию Гаса. Тот словно окаменел. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил. Его голос был глухим и безжизненным.
–
Фрейя попыталась ему ответить, но когда открыла рот, из него донеслось только всхлипывание. Открыв сумочку, она снова достала оттуда носовой платок.
– Мне так жаль, – пролепетала она. – Понимаю, это не лучший способ узнать о том, что у тебя есть сын.
– Правильно понимаешь. – Его тон по-прежнему был безжизненным и невыразительным. – Полагаю, ты не подошла в качестве донора.
Фрейя покачала головой.
– Мы с Поппи обе хотели помочь, но у нас другая группа крови, нежели у Ника. – Подул холодный ветер, и она вздрогнула. – У нас обеих третья группа крови, а у него четвертая, следовательно, у тебя тоже должна быть четвертая. Людям с третьей группой можно пересаживать органы от людей с четвертой, но тем, у кого четвертая группа, подойдет донор только с четвертой.
Гас поднялся с камня и отошел в сторону. Фрейя хотела последовать за ним, но он сделал ей знак оставаться на месте:
– Дай мне немного времени. Мне нужно все это переварить.
– Конечно.
Засунув руки в карманы, Гас принялся ходить туда-сюда, затем резко застыл на месте и уставился на море.
Фрейе хотелось его успокоить, но она не знала, что сказать. Она знала, что внутри его сейчас бушует ураган противоречивых эмоций. Оставалось только молиться, что он, несмотря ни на что, захочет помочь Нику.
Внезапно Гас повернулся к ней лицом. Он был бледен, глаза неистово сверкали, руки были сжаты в кулаки.
– Гас, ты в порядке?
Его реакцией на этот вопрос был резкий циничный смех.
– Ты, наверное, шутишь. – Он подошел ближе. Его тело было напряжено, как у хищника, готовящегося броситься на жертву, лицо напоминало зловещую маску. – Разумеется, я не в порядке. Я безумно зол, Фрейя. На тебя. На Поппи. На жестокий безумный мир, в котором такое могло произойти с моим ребенком. С любым ребенком.
Фрейя подтянула к себе колени и обхватила их руками. Ей хотелось сжаться в комок. Она никогда не видела Гаса таким.
– Я не осуждаю тебя за то, что ты на меня злишься.
– Если бы этого не произошло, ты никогда бы мне не сказала, что у меня есть сын, правда? Ты связалась со мной только потому, что других вариантов не осталось?
Что могла сказать Фрейя? Это была абсолютная правда.
– Черт побери, Фрейя, если бы ты или Поппи смогли помочь Нику, я бы никогда не узнал о его существовании.
Она покачала головой, но Гас уже отвернулся. За один вечер он пережил несколько потрясений и сейчас испытывал сильную боль.
Ей было жаль, что она заставила его страдать. На его долю и так выпало достаточно испытаний. Смерть жены, работа в суровых условиях Африки. Наверняка было еще что-то, о чем она не знала. Последним ударом стали ее новости о Нике.
Фрейя никогда не забудет, что почувствовала в тот момент, когда доктор сообщил ей диагноз Ника. Полная отчаяния, она долго брела вдоль берега и даже не заметила, что обгорела. Несмотря на чудовищную усталость, той ночью она не смогла уснуть. Все эти два месяца ей снились кошмары, в которых она теряла Ника. Но еще более жестокими были сны, в которых ее сын выздоравливал, потому что, просыпаясь, она сталкивалась с отрезвляющей реальностью. Страх стал ее постоянным спутником.
Гас снова подошел к ней. Его лицо по-прежнему было мрачным, но в то же время оно выражало решимость. По рукам Фрейи пробежала нервная дрожь, внутри все сжалось, но она постаралась расслабить мышцы. Ей не хотелось, чтобы Гас видел, как сильно она напугана.
К ее удивлению, он протянул ей руку и помог слезть с камня.
Она задержала дыхание.
– Успокойся, Фрейя. Я готов помочь Нику, если это в моих силах.
Фрейя испытала огромное облегчение. Ей следовало кричать и прыгать от радости, но она смогла лишь пролепетать «спасибо».
– Ты вся дрожишь, – сказал Гас.
Он все еще держал ее за руку, и на мгновение ей показалось, что он собирается заключить ее в объятия.
О боже, как же ей хотелось почувствовать на себе его сильные руки, зарыться лицом в его плечо, вдохнуть запах его кожи, смешанный с ароматами тропической ночи!
Но разумеется, у Гаса не было ни малейшего намерения ее обнимать. Как она могла об этом мечтать, когда сама от него отказалась много лет назад?
– Ты замерзла, – добавил он. – Твои пальцы холодные, как ледышки. – Он взял ее ладонь в свои и потер. Это напомнило ей о том, как он ее согревал, когда они были подростками. – Ты слишком легко одета. Тебе лучше вернуться в помещение.
– Я не думала, что в Дарвине когда-нибудь бывает холодно.
– Сегодня один из тех трех дней в году, когда жители Дарвина вынуждены надевать куртки.
Гас пошутил. Это хороший знак.
Он отпустил ее руку, и они пошли по лужайке к освещенной бетонной дорожке, ведущей к отелю.
– Итак, – начал Гас, – полагаю, тебе следует рассказать все, что ты знаешь о болезни Ника. Я хочу быть в курсе.
Он это заслуживал. За эти два месяца она научилась говорить о болезни почти так же бесстрастно, как доктора. Прятать свою боль за медицинскими терминами.
– Все началось с тяжелого желудочного гриппа с высокой температурой и приступами тошноты. Поняв, что у Ника происходит обезвоживание организма, я отвела его к нашему местному педиатру. Тот осмотрел его и вызвал «скорую». Ника положили в больницу. – Фрейя не смогла сдержать дрожь. – От гриппа его быстро вылечили, но повторный анализ крови показал, что у него возникли более серьезные проблемы. – Она вздохнула. – Мы повезли его в Брисбен к специалисту. Тот диагностировал глобальный гломерулосклероз.