Под созвездием Меча
Шрифт:
Минуты расслабления, которые Мухин себе позволял, прошли, и он, уже ввиду здания, если не сказать комплекса, Управления, вернулся к звонку (господи, что за анахронизм! И почему явно устаревшие слова так долго держатся в словаре?) Квеллера. Что могло произойти, отчего тот так всполошился?
В одиннадцатом отделе вчера скончался ведущий специалист. Пока точных данных нет, ожидаются ближе к обеду, но есть подозрения на самоубийство. Очень хитрое самоубийство, с прицелом на немалую страховку. Нет, для Генриха мелковато. Он не работает страховщиком. Чужие проблемы ему до
Маяк в секторе Руфь. Там действительно проблема. Если не удастся как-то вывернуться, то Управе грозят немалые санкции. Но это не сегодняшняя и даже не вчерашняя тема. Люди работают.
Мухин потянулся было к карману, где у него лежал личный компьютер с защищенным доступом, но передумал. Сводки ничего не дадут. А если и дадут, то времени их читать уже нет: он въезжал в ворота Управления.
Что, в принципе, больше всего беспокоит Квеллера? По большому счету. Как человека. Как личность. Ведь он сегодня с утра пораньше на работе.
Это было ключевым моментом. Генрих уже в своем кабинете. А вчера вечером, помнится, он должен был присутствовать на открытии новой экспозиции в художественной галерее. Мухин приглашение ему устраивал лично: уж больно дочка его, претендующая на звание художницы, желала приобщиться к нынешним великим. Или, больше того, помелькать. В программе предусматривался небольшой фурш-банкет. То есть, говоря по-простому, пьянка практически без закуски. А учитывая повернутость дочурки на живописи и, соответственно, художниках, а с другой стороны, любовь Генриха к своему единственному произведению, можно смело предположить, что вечеринка затянулась. Мухин бывал на такого рода мероприятиях. Все эти размашистые разговоры о высоком искусстве заканчиваются банальной попойкой, после которой поутру голову не то что не оторвать от подушки, жить не хочется.
Но тем не менее Квеллер уже в офисе. Это при том, что трезвенником он никогда не был. Любит человек пожить! Да и кто бы возражал. Лишь бы делу не вредило. Делу, которое, в понимании Квеллера, служит его личному благополучию. Хотя, конечно, он работяга и службу знает. Бездельников на подобные должности не ставят.
Под ним пошатнулось.
Это Мухин понял, когда уже поднимался на лифте. Обычном, а не на этом дурацком, когда тебя сначала непонятно как разбирают на атомы или даже хуже того, а потом собирают. Кто собирает? Как? И с какой степенью достоверности? В этом конкретном вопросе, затрагивающем особо ответственную личность заведующего оперативным отделом Управления, он был консервативен больше, чем иудей по отношению к субботе.
Эту шаткость всех высоких кресел Управления могло создать только Агентство. Нет, есть и другие силы, но именно Агентство в последнее время предпринимает не всегда явные, но весьма целенаправленные ходы по, черт возьми, почти ликвидации Управы. И мишень, серьезная, настоящая, можно сказать кровоточащая, – это дикарь, которого притащил Денисов. Все его попытки замаскировать его, спрятать в толпе, разбились о происшествие на Асторе.
Нет, ликвидация, конечно, чересчур, до этого не дойдет, но вот подчинить себе, взять под контроль – это объективно возможно. Казалось бы. Если бы Мухин не знал того, что знает, то такой вариант развития событий мог бы счесть реальным и даже где-то предпочтительным.
Он вошел в приемную Квеллера.
– Роза! Доброе утро. Чудно выглядишь. – Он подбородком показал на дверь. – Пройду?
– Он вас ждет.
Это всего лишь игра. Он знает, что она его недолюбливает. Он знает, что она изменяет мужу с молоденьким инженером из лаборатории биологических исследований. Он делает вид, что она действительный страж ворот, она понимает, что он ногой эти ворота распахивает в любое время. Сплошное понимание. Но игра, она и есть игра. Лучше поддерживать видимость любви и уважения, чем поддерживать явность ненависти и, пардон, неуважения.
– Ты золото, – сказал, проходя мимо секретарши.
Квеллер был явно с похмелья. Видно, вчерашний фуршет удался.
– Доброе утро.
– Ни хрена оно не доброе. Проходи, присаживайся.
– Что случилось?
– А ты не знаешь!
– Может быть, и знаю, – пожал плечами Мухин.
– И?
– Я не понимаю.
– Не понимает он. Чаю будешь?
– Нет, спасибо. Недавно позавтракал.
– Как хочешь. Роза, чаю мне принеси. В общем, так. Денисов твой совсем обалдел.
– Все мы тут малость того, – пробормотал Мухин и спросил уже громче: – Что на этот раз?
– И не защищай его! Он решил устроить шоу с этим своим дикарем. В курсе?
– Впервые слышу.
Вошла секретарша, неся на подносе чай и блюдце с дольками лайма. Судя по той скорости, с которой она выполнила распоряжение шефа, все у нее было уже наготове. Не исключено, что это был не первый ее заход.
– Спасибо. Можешь идти. А знаешь, кто мне это рассказал? Сакабе из Агентства. Он там у них... – Квеллер нахмурился, припоминая должность источника информации, и одновременно потянулся губами к чашке. Похмелье штука тяжелая.
– Я в курсе. Работает в департаменте по связям с общественностью, но у меня есть основания полагать, что его должностные обязанности несколько шире.
– Что ты этим хочешь сказать? – вперил в него Квеллер мутный взгляд.
– Вербовка агентуры. Иначе бы зачем он стал выдавать агентурные данные первому заместителю начальника Управления?
– Ты полагаешь? – с некоторым испугом спросил Квеллер.
– Генрих, тут и думать нечего. Все ясно как день. В прошлом году он уже подкатывался к нам.
– К кому?
– Если можно, не будем сейчас об этом. Мы разработали небольшую операцию, сейчас она в самом разгаре. Думаю, в самом скором времени она принесет свои плоды. А пока я хотел бы попридержать информацию. От греха. Это не из-за недоверия, не думай.
– Хочешь сказать, я его знаю?
– Именно так. Поэтому лучше будет, если пока мы обойдемся без имен. А то, знаешь, не дай бог. Одно слово, случайный намек...
– Хорошо, – проговорил Квеллер. Вид у него при этом был недовольный. – Так что с Денисовым?