Под стягом Российской империи
Шрифт:
Гурко промолчал, лишь усаживаясь в седло, сказал:
— Нет, любезный Михаил Дмитриевич, смерть может быть и нелепой, и тогда не случиться бы лиху, не подставить бы солдат под пули. А солдата беречь надобно...
Мимо, обходя гору, шла драгунская бригада, за ней потянулась 4-я стрелковая бригада. Солдаты переговаривались:
— Эк, внизу теплынь, а тут, вона, в горах, снега...
— Глаза слепнут, братцы!
— Всю обувку в горах порвали. Вона, сапоги каши просят.
— По такой стежке вниз босыми спустимся.
— Ты ещё спустись. Не доведи Бог, турок вон ту гору оседлает
— Всех до едину положит...
Спуск оказался труднее подъёма. Ноги скользили на мелких камнях, от усталости дрожало тело. Жалобно ржали кони, садились на зад, упирались передними копытами в каменистую тропу.
Гурко подбадривал солдат:
— Скоро конец пути, братцы. А там привал, еда горячая, сон. Помните, как суворовские богатыри Альпы-горы одолели. Будем их достойны.
К утру, спустившись с перевала, стрелки заняли оборону, а драгуны и казачья бригада повели наступление на селение Хайнкией.
Никак не ожидали турки на этом перевале русских войск. Державший оборону турецкий табор от удара конницы отступил. На помощь из Твердыни прибыл ещё один табор. Но и он был отброшен.
Обеспечив оборону Хайнкиея и дав отряду отдых, Гурко принялся изучать обстановку. По сведениям, главные силы Сулеймана-паши скоро должны причалить в портах, и тогда, конечно, часть их двинется на Передовой отряд. Уже первые таборы из бригады Ариф-паши и Салиля, высадившиеся в Деде-Агача, выступили в направлении Нового Тырново и Семенли.
Черногорская кампания не слишком ослабила армию Сулеймана, морской путь не отразился на солдатах.
Анализируя сложившуюся ситуацию, Гурко пришёл к выводу: необходимо как можно быстрее овладеть Шипкой и, соединившись с дивизией, наступавшей из Габрово, остановить Сулеймана-пашу.
Изложив свой план на военном совете, Гурко велел начать подготовку к наступлению на Казанлык, предварительно проведя демонстрацию в Новой Загоре.
— В Новой Загоре, — говорил он, — по данным разведки, располагаются пять таборов, в Казанлыке около десяти, столько же обороняют Шипкинский перевал. Не разбив таборы в Новой Загоре, мы не можем идти на Казанлык. Демонстрацию в Новой Загоре поручаю генералу Рауху.
Во второй половине дня, когда Передовой отряд, подойдя к Хайнкиею и сломив сопротивление турок, вступил в село, Иосиф Владимирович велел позвать Баштанникова. Есаул явился незамедлительно.
— Ваши казаки порадовали меня, — сказал Гурко. — В авангарде они действовали храбро и в горах пробирались, как кошки. У них отличная выучка, есаул. Я непременно сообщу о вашей безупречной службе в Екатеринодар, войсковому правительству.
— Рады стараться, ваше превосходительство!
— А сейчас, есаул, я вернусь к нашему прошлому разговору. Вам с пластунами предстоит двинуться к Казанлыку и вместе с генералом Скобелевым, Орловским полком и болгарским ополчением овладеть Казан лыком. Отсюда откроется дорога на Плевну и к главному Балканскому хребту, к Шипкинскому перевалу. Помните наш разговор? Шипка должна быть в наших руках, её требуется оседлать, ибо через неё дорога в Забалканье для Дунайской армии...
Не задерживаясь в Хайнкийе, ушли казаки-пластуны, с ними увёл болгарское ополчение и генерал Столетов. И не ведал Гурко, что это была его последняя встреча с есаулом Баштанниковым. При взятии Казанлыка есаула Александра Баштанникова сразит турецкая пуля.
Во гневе владыка Блистательной Порты. Узнав о переходе Передового отряда генерала Гурко через перевал, Абдул-Хамид велел казнить Измир-пашу и с ним пять генералов, чьи таборы должны были оборонять Хайнкией.
— Кто заверял меня, что этот перевал непроходим и почему в Долине Роз оказался генерал Гурко?
Замерла жизнь в зале Дивана, и никто из сановников, даже члены тайного совета, не осмеливался нарушать уединение великого султана.
Недвижима стража у ворот. Подобно изваяниям, застыли янычары у кованных причудливым орнаментом двухстворчатых дверей дворца.
Тенью скользят слуги. Тише, чем обычно, звенят струи фонтанов, и смолкло всё живое в тенистом саду.
На четвёртый день, вызванный повелением султана Абдул-Хамида, министр иностранных дел Турецкой империи Саффет-паша был в неведении, что ожидает его в летней резиденции, что услышит. И может, ожидает его смертный приговор или заточат навеки в башню?
В огромном зале, где стены и потолок отделаны мозаикой из золота и драгоценных камней, а на ветвях поют райские птицы, на низком помосте из слоновых бивней в одиночестве восседал Абдул-Хамад, владыка некогда могучей империи. Прикрыл глаза и не поймёшь, спит ли, нет?
Ступил Саффет-паша на пушистый ковёр, изломился в поклоне. Однако молчит султан, будто не замечает министра. Но вот дрогнули тонкие пальцы рук, пробежались по полам шёлкового халата. Сказал, едва разжимая зубы:
— Саффет-паша, едва последний корабль Сулеймана-паши поднял якорь и отчалил из Дубровников, как горцы снова взялись за оружие. — Абдул-Хамид приоткрыл один глаз. — Австрия и Италия хотят, чтобы Черногория и Сербия подписали с нами мир.
— Но, великий султан, их князья заявили, что ведут войну с Оттоманской Портой в союзе с Россией и находятся под её высоким покровительством.
Голосом резким, не терпящим возражения, Абдул-Хамид прервал министра:
— Если сербы и черногорцы отказались от мира с Портой, я велю уничтожить всех жителей этого горного края...
В тот же день, после вечернего намаза, султан созвал тайный военный совет, решивший выделить орду в тридцать таборов для продолжения военных действий в Черногории и Сербии.
Был обычный день. Российская печать давала благодушные сводки. Но Гурко знал: в наступлении армии произошёл в последние дни сбой и оттого у Иосифа Владимировича на душе беспокойство.
Отчего, Гурко понятно. Он склоняется над картой Балкан, анализирует проходящие боевые действия и думает о том, что пока турки не оказывают активного сопротивления, всякое промедление наступления Дунайской армии чревато серьёзными просчётами...
Действия цесаревича-наследника не подлежат сомнению. Его отряд прикрывает четырёхугольник крепостей. Он не позволяет турецкой армии нанести фланговый удар по российской армии... На правом крыле Дунайская армия и дивизии князя Карда идут к Плевне...