Под стягом Российской империи
Шрифт:
Но то, что беспокоило Столетова, непременно беспокоило и генерала Гурко. Передовой отряд на правом крыле ощущает силу турецкого гарнизона Никополя, на левом — Рущука. Турецкие таборы расположены и по другим городкам придунайской линии. А у Видина, по данным разведки, крупное соединение Осман-паши. По всем источникам Передовой отряд, перейдя через перевал, встретит турецкие таборы, вполне изготовившиеся к бою...
Денщик налил в освободившуюся чашку чая, даже не удивился, что генерал, уже выпил четыре. Денщик знал: так бывает всегда, если генерал
А думал генерал о том, что сейчас надо бы поддержать Передовой отряд со стороны Западного и Восточного отрядов, однако этого в штабе армии не предусматривалось...
Получить предписание войти в Передовой отряд генерала Гурко Столетов посчитал для себя за большую честь. Принять участие в переходе через Балканы вместе с русскими солдатами для болгарских дружинников будет хорошим уроком...
Когда ополчению вручалось Самарское знамя, на том, на Марином поле, по которому, как рассказывают легенды, пять веков назад любила гулять царица Мара, жена последнего болгарского царя Ивана Шишмана, где белели палатки ополченцев и играли дудки-сопелки, а дружинники, обнажённые по пояс, вставши в круг, водили «хоро», да слышалась песня: «Балканы, Балканы, родные Балканы...» — это одно, а вот когда придётся с боями пройти их, иное дело.
Столетову нравилось, как поют болгары. Песни их немножко грустные, с чувством боли за утраченную свободу...
Удачное начало войны обрадовало и ободрило дружинников. Не раз слышал генерал: «Бели турок и впредь так бегать будет, то мы вскорости до Царьграда дойдём».
Раздумья Столетова нарушил поручик Узунов, прибывший в Тырново с шестой дружиной. В который раз, промокнув лицо полотенцем, генерал сказал:
— Голубчик, Стоян Андреевич, требуется офицер для связи ополчения с генералом Гурко. Его кавалерия и наши дружины на этой неделе начинают переход Балкан.
— Когда надлежит выехать, ваше превосходительство?
— Завтра с утра у подполковника Рынкевича получите пакет — и с Богом...
Едва полковые трубы нарушили рассветную тишину, как Стоян уже скакал вслед за отрядом Гурко. Солнце уже начало пригревать. День обещал быть жарким.
Солнце уже выкатилось из-за леса, пробежало по краю поля и спряталось за невесть откуда взявшуюся тучку, когда поручик догнал растянувшиеся на марше полки. Пехота шла споро, с шутками:
— Поспешай, братцы, покуда Ярило не припекло!
— Вестимо. Тогда не до балагурства, было бы чем дохнуть!
— Споем, братцы?
— Кузьма, выводи!
И солдат, запевала, расправив грудь, затянул на одном дыхании:
Эй, вы, солдатушки, Бравы ребятушки...Рота подхватила, а наперёд выскочил удалец, застучал, засвистел...
Едва Стоян миновал пехоту, потянулись лёгкие пушки, зарядные ящики. Следом шагали расчёты.
Узунов погнал коня вскачь, догнал конницу. Конные дозревали в сёдлах, клевали носами.
Пыль клубилась за конями, и Узунов заехал с подветренной стороны.
Командира Передового отряда генерала Гурко и его штаб Стоян настиг вскорости. Солнце уже снова выскочило из-за тучки и вовсю осветило горы, их вершины, поросшие лесом. Оно начало припекать, и поручик пожалел пехоту, как-то им сейчас, при полной выкладке: подсумок с патронами, ружьё с приткнутым штыком, за спиной вещмешок, да ещё через плечо тугая шинельная скатка...
Самого генерала со штабными офицерами заметил издалека. Гурко плотно сидел в казачьем седле, а его. рыжая, раздвоенная борода покоилась на груди. Генерал смотрел на проходящую конницу, здоровался, подбадривал:
— Здорово, гвардейцы! Молодцы, ребята.
Узунов понял, это едет его, Гурко, 8-я Гвардейская дивизия. Начальник штаба принял донесение Столетова и, приказав поручику следовать с первым эскадроном, подъехал к Гурко.
В ожидании дальнейшего приказа Узунов посматривал по сторонам. Дорога небитая, пыльная, и Стоян с тоской подумал, что в этот день ему не раз предстоит проскакать по ней от головы колонны до арьергарда, в котором, вероятно, пойдут болгарские дружины. А от Столетова снова к Гурко...
По колонне прокатилась команда сделать привал и солдаты рассыпались в поисках какой-нибудь тени. Устроившись, они грызли сухари, курили. К Узунову подсел ротмистр, открыл портсигар:
— Угощайтесь, поручик, здесь таких нет. Из самого Санкт-Петербурга.
— Спасибо, ротмистр.
— Вы, как понимаю, из ополчения генерала Столетова?
— Да, ротмистр.
— Сами русский офицер?
— Наполовину. Хотя я и офицер российской армии, но у меня бабушка болгарка.
— Был слух, вы хотели принять участие в деле под Тырново, но генерал Гурко справился силой драгун.
— Видите ли, речь шла о древней столице болгар.
— Дайте срок, поручик, ваше ещё впереди.
— То так. Осман-паша приберёг силы.
— Только ли он? Переходы черев Балканы не шутка. Вы думаете, почему генералу Гурко и поручили Передовой отряд?
В голову колонны проскакал генерал Скобелев. Глядя ему вслед, ротмистр заметил:
— Кажется, Михаилу Дмитриевичу скоро найдут дело, душой чую.
— Мне довелось видеть генерала Скобелева в бою, под Систово. Он, кажется, совсем лишён страха смерти.
— Вот чего нет, того нет. Смерти, поручик, всяк боится. Разве как к ней относиться. Генерал Скобелев её презирает и тем храбрость солдатам придаёт. Обратите внимание, как они его любят и, не страшась, в атаку за ним идут.
— Весьма возможно.
— Не хотите, поручик, пожевать холодной телятины?
— Нет, ротмистр, сейчас бы баню принять;
— Чего захотели. В Габрово, извольте... Короткий привал, и отряд снова тронулся в путь.
Скобелев догнал Гурко, поехали стремя в стремя.