Под ударом

Афанасьев Александр

Ирина была одной из тех, кому доверяли обе стороны. Еще будучи замужней женщиной – она испытывала тягу ко всяким плохим парням, да и плохие парни – испытывали тягу к ней. Так что связи у нее были хорошие и в том и в другом мире, и везде ее слушали – а к «Березке» никакой ОБХССник и шагу бы не сделал.

Как никто и к ней, Ирине, не мог и шагу сделать. Но все закончилось ровно в тот момент, когда в магазине она увидела двоих, и один из них показал красную книжечку. И поняла она, что система приносит ее в жертву. Как принесла расстрелянного Юрия Соколова, фронтовика, директора Елисеевского. Как принесла и многих других. При Андропове – тысячи торговцев сменили хлебные места на лагерный клифт. И что – думаете,

что-то изменилось? Ни-че-го. Просто сменились люди, после чего новые принялись хапать с прежним азартом. Еще и больше. Вся суть системы – выживание системы намного важнее, чем выживание одного человека. Потому – если схватили тебя, то ты должен молчать как партизан, смиренно принять наказание за себя и за других и идти в зону. Если так – за тебя пойдут ходатаи с подарками, с просьбами войти в положение, суд даст по минимальному пределу статьи – восемь, десять лет, в зоне тебя устроят на хорошую должность, библиотекаря или хлебореза, и после освобождения не забудут, устроят хоть кем, хоть завхозом, хоть дворником – но устроят. Если же начнешь говорить – пеняй на себя. Пример из того же Азербайджана – один из пойманных браконьеров признался, что давал взятки начальнику местного РОВД за право выйти в море. Его самого убили в камере, жену уволили из больницы, сына затравили в школе. Система к таким безжалостна, никто не имеет права нарушать сложившийся порядок вещей.

И она – не имеет.

Ворота открылись. За воротами – автоматчики. Водитель показал красную книжку с талоном – пропустили. За окном – новенький асфальт, березки. Вдалеке – за деревьями какое-то здание, невысокое…

АБЦ – Архивно-библиотечный центр КГБ. Строили его вроде под архив, потом пытались использовать как своего рода закрытую гостиницу для «акклиматизации» вернувшихся с холода и уходящих на холод агентов. Сейчас это место использовалось не только КГБ, но и некоторыми другими структурами для проведения встреч особой важности.

Волга остановилась

– Выходим.

Ирина Липман вышла. КГБшники сразу пристроились – один спереди, другой сзади.

Чисто выметенные дорожки, пышная зелень – разгар лета. И явно не следственный изолятор.

Они пошли по асфальтированной дорожке к зданию. Там, в беседке сидел человек, похожий на художника или пианиста. Но никак не на председателя КГБ…

– Доставили, товарищ Председатель

…

Судью Ирина Липман узнала. И поняла, что ничего хорошего ее не ждет. Его хорошо знали в подпольном мире, его имя произносили шепотом, и только предварительно осмотревшись по сторонам – не слышит ли кто. Такого во всем Советском Союзе не было – чтобы представитель древнего тюркского княжеского рода, который негласно правил Азербайджаном еще при царях – совмещал высокую должность судьи Верховного суда и лидера азербайджанской мафии. Он, кстати, тоже не был Вором в законе лишь потому что и не думал короноваться. Если бы он захотел – то несомненно стал бы Вором, учитывая то какие нравы процветают на Кавказе.

Кличка у него была – Ночной хозяин. Или просто – Хозяин.

Алиев, будучи главой Азербайджана, – безуспешно боролся с Хозяином, но, возглавив страну, неожиданно предложил этому человеку возглавить КГБ. К удивлению всех – Хозяин предложение принял. Он ведь был уважаемым человеком – член партии с шестьдесят первого, крепкий семьянин, доктор юридических наук. Кому, как не ему?

Хозяин подошел ближе

– Свободны – произнес он, смотря на офицеров КГБ, привезших Ирину

Офицеры немедленно пошли назад. А Ирина подумала – в юбке у нее вшита цыганская игла. Может, попытаться?

Хотя она знала, что тогда будет – убьют не только ее. Перебьют и всю семью, до последнего человека. Там – не Советский союз. Там – считай, что ханство.

И потому – она оставила мысли о цыганской игле и привычно посмотрела на стоящего перед ней

человека, как на мужчину.

А неплох. Лет шестьдесят точно есть, но нет ни признака грядущей смерти, перед которой все равны. Хорошо одет, пузо не наел…

Но главное – аура власти. То, перед чем она никогда не могла устоять. И Ворам она давалась не всем – а только тем, в которых это было. Природным вожакам стаи – а такие даже среди воров – были редкостью

– Удивлены, Ирина Генриховна? – спросил Хозяин.

Ирина повела плечами

– Чего мне удивляться. Я всякого повидала…

Судья кивнул:

– И правда.

Липман просекла намек – было бы глупо считать, что в КГБ ее не знают как облупленную. Но знать и доказать – вещи разные.

Интересно только, зачем она им? Ссучить хотят? Тогда просто забрали бы.

Да и хрен им на всю морду…

Она решила обострить

– Так чего вам надо, гражданин начальник? Могу телевизор устроить? Или магнитофон. «Шарп». По госцене продам

Судья поморщился

– Нехорошо говорите, Ирина Генриховна. Это, между прочим, спекуляцией называется. А партия со спекуляцией борется.

– Какая же спекуляция? Все как положено, под квитанцию, по госцене. Могу икорки достать.

Судья внимательно посмотрел на нее.

– Думаете, у меня икры нет?

Да нет, есть. Про то, что все браконьерские артели, которые почти извели за последние десять лет каспийского осетра находятся под чьей-то крышей – это всем в Азербайджане было известно. Икра она ведь такое дело… весит мало, стоит дорого. На том берегу – Иран, а там тогда американцы долларами платили. Про то, что браконьерство на Каспии – это чуть больше чем браконьерство – знали все. Потому то браконьерами даже КГБ занимался. Но когда преступление совершают все – может, это уже и не преступление?

Ирина Липман смутилась:

– Ну… есть… наверное.

– То-то и оно. Всё у меня есть, Ирина Генриховна. И у вас – всё есть и даже больше чем у обычного советского человека. Только вот справедливости – нет.

Судья протянул Ирине папку, которую держал при себе.

– Вот. Ознакомьтесь.

…

– Дело одного капитана госбезопасности. Того, который расстрелял вашего деда. И всю его семью.

Чего Ирина Генриховна не ожидала, так это вот этого…

– Сорок первый год, Донбасс. В связи с наступлением гитлеровских войск – было принято решение принудительно выселить немецких колонистов в Казахстан. По вашему населенному пункту – приказ исполнял капитан госбезопасности Любый. Когда поезд не подали – он принял решение расстрелять всех спецпереселенцев. Включая и детей. Потом, конечно, объявили, что людей расстреляли немцы…

…

– А у вас в руках – дело уже полковника госбезопасности Любого. Который, в сорок пятом году в Вене занимался мародерством и на этой почве – был завербован британской разведкой. В пятьдесят третьем году – товарищ Любый вместе с группой других товарищей, пособников Берии, были разоблачены как предатели. Военной коллегией Верховного суда Любый был приговорен к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение.

Липман постаралась держать себя в руках

– Для чего вы мне это показываете?

– Для того чтобы вы понимали, Ирина Генриховна – государство умеет исправлять свои ошибки…

…

– А вообще то я хотел поговорить с вами о «Белом Лебеде»…

Ирина вздрогнула.

«Белый лебедь» – так называлась спецколония в Пермском крае. Туда отправляли отбывать наказание только воров в законе и самых отмороженных из стремяг.

Там была бойня. Работать никто не работал – да и не заставлял никто, все понимали, что воры работать не будут. Прибывающих – встречал начальник колонии, всех зверски избивали. В качестве работы – зэки таскали бревно. Туда-сюда. Кто падал – тех избивали охранники.