Под ударом
Шрифт:
– Но господин Секу Асегуру, к которому вы дали письмо – не самурай 7 ! Он из северных провинций, он…
Учитель внимательно смотрит на ученика, и тот осекается
– То-то же. Убери зал. Сегодня уборка на тебе.
Подмосковье. Санаторий МИД СССР. 30 июля 1988 года. Продолжение.
– Николай, ты чего тут сидишь? Пошли к нам, шашлык уже готов…
Отец – взял его за руку, повел за собой. Шепнул по дороге:
7
Скорее
– Веди себя нормально. Ради матери…
Шашлык действительно уже разбирали. Это были люди, которые были знакомы с детства… Свой круг, своя среда. Люди, для которых вершина жизненного успеха – это место в МИДе или Внешторге, которые хвастаются друг перед другом своими заграничными поездками и тем, что в них удалось купить. Эта жизнь должна была быть и его жизнью. Но не стала. Возможно, потому, что когда-то, в Токио ему сказали: путь самурая – смерть.
– А воину-интернационалисту оставили?
– А как же!
Николай поморщился… он никогда не считал себя воином-интернационалистом, и не искал себе никаких льгот и особого отношения. Да и война эта… Какой к черту интернационализм? Интернационалистов там… Обычная это резня. Восточная, пахнущая кровью и дерьмом…
Шашлык был хорошим – все-таки профи готовили. Под коньяк – «Курвуазье», не что-то там… заговорили о политике…
– Позвольте, Игорь Ильич, позвольте. Мы не можем, просто не имеем права поддерживать Хальк. Ну и что что они сильнее? А где ваша большевистская принципиальность?
Дурак… в ж… там вся большевистская принципиальность. Все твои слова про большевистскую принципиальность здесь – это просто красивые фразы в разговоре, а там – обгорелое мясо на рыжей от огня броне.
И те пацаны, которые там остались, – в гробу видали твою большевистскую принципиальность.
Николай встал.
– Ты куда? – моментально насторожился отец.
– Живот… скрутило.
Пошел к двухэтажным коттеджам – дамы отдыхали там, это мужчины пошли на свежий воздух мясо жарить. Горели окна… перед самым домом он скрал шаги…
– Ну… вот и жених твоей Лилечке. Старший лейтенант; немного подтолкнуть – генералом будет…
– Нет… нет, Ириш, нет. Ты его глаза видела? Сидит, молчит…
– Может, и хорошо. А то иные как начнут говорить – так лучше, чтоб молчали…
– Нет… нет. Этот интернационалист еще нас ночью вырежет. О чем только думала Люба, сына в армию отпустила. Денег врачам пожалела?
– Ты про Настю слышала? У Караваевых старшая?
– Нет.
– За еврея замуж вышла…
Не заходя в дом, Николай пошёл к дороге. Где автобусная остановка – он запомнил еще по дороге сюда.
Москва, Кремль. Заседание особой рабочей группы по подготовке экономической реформы. 30 июля 1988 года
В это же самое время – председатель Президиума Верховного совета СССР, товарищ Алиев – в своем кабинете в Ясенево принимал человека. Разговор, как ни странно, тоже шел о наболевшем – об экономической реформе.
Посетитель у главы государства был тоже непростой. Дмитрий Васильевич Валовой – доктор экономических наук, редактор правительственного журнала «Экономический вестник», первый заместитель главного редактора газеты «Правда», редактор экономического отдела «Правды», член Комитета народного контроля СССР. Несколько лет назад он написал записку в которой предсказал, что до 2000 года СССР рухнет ввиду проблем с экономикой. Это было при Брежневе, записку положили под сукно, а Валовой приобрел себе влиятельного врага в виде Бориса Гостева, заведующего отделом плановых и финансовых органов ЦК КПСС. Но сместить зам главного редактора «Правды – у Гостева сил не хватило.
Третьим собеседником был академик Степан Ситарян.
– Проверили?
Ситарян поежился. Он всегда ощущал себя не в своей тарелке в присутствии Алиева. И не только потому, что Алиев был генералом КГБ, но и потому, что имел обширный хозяйственный и управленческий опыт и что-то скрывать от него, приукрашивать, а тем более лгать Гейдару Алиеву было очень опасно. Он сочетал в себе качества генерала КГБ и опытного управленца с большим хозяйственным опытом, много лет управлявшего целой союзной республикой. Подобного человека на верхушке не было со времен Берии, а от самой этой фамилии – многих до сих пор бросало в пот. Алиев кстати об этом знал, он даже читал дело Берии…
– Всё проверили, Гейдар Алиевич.
– И?
– Оказалось даже хуже.
Алиев сцепил пальцы в замок.
– Сколько?
– Около сорока.
Всё. Приехали.
Речь шла о том, что Валовой в записке называл двойным счетом. Все было проще простого – например, Камский автомобильный завод делает автомобиль Камаз и его госцена, к примеру, – пятьдесят тысяч рублей. Всё хорошо. Но дальше он идет на другой завод, в Нижнекамск, там на него вешают кузов стоимостью десять тысяч рублей – и теперь он стоит шестьдесят тысяч. Вроде бы все правильно: пятьдесят плюс десять – равно шестьдесят. Правильно, да не совсем – дело в том, что произведено продукции на шестьдесят тысяч, а фонд оплаты труда, который считается в процентах от объема выпущенной продукции – будет как за сто десять.
Казалось бы незначительный изъян – но порой безо всякого на то смысла полуфабрикат передают с одного завода на другой по три-четыре раза, чтобы накрутить себе ФОТ, получить премии – и все это расходы, начиная хотя бы с того что самосвальный кузов можно и на основном конвейере поставить, не надо машину в другой город гнать. Но гонят. Потому что кушать хочется всем. Вот так и выполняют задания партии и правительства.
А сорок – это сорок процентов дутых цифр. То есть по бумагам создана добавленная стоимость, все эти цифры включены в выполнение плана, кто-то зарплату получил, премию. А на деле – добавленной стоимости нет, платить – не за что. Но платят! Сорок процентов зарплаты – платится ни за что.