Под угрозой
Шрифт:
– Ученые дубы в этом Беркли, - ворчал Мэтью.
– Как можно голосовать "против"? Землетрясение им необходимо? Но, между прочим, Беркли весь целиком может провалиться к чертям.
В 1755 г. при страшном землетрясении, постигшем Португалию, в Лиссабоне моментально опустилась набережная с множеством людей, искавших на ней спасения от рушившихся зданий города. Глубина моря на месте набережной достигла 200 м.
В 1819 г. в низовьях р.Инд площадь в 15000 кв.км погрузилась, превратившись в лагуну, а поперек древнего устья реки поднялся вал в 3 м вышины и 50 км длины.
В 1862 г. 1 января... в дельте р. Селенги на
В 1868 г. возле Арики в Чили провалился город Катакаче, и на его месте образовалось озеро.
В 1869 г. в Малой Азии провалился город Онлаг, на месте которого также образовалось озеро...
И в свете этих фактов мы имеем право с доверием отнестись к сказаниям о более крупных катастрофах подобного рода более далекого прошлого, каковы гибель Атлантиды, Содома и Гоморры, провал Мраморного и Эгейского морей...
В.Обручев "Возможен ли провал Крыма?"
А Грибов сказал:
– Снимите трубку, Джек, не будем отвлекаться. Если Калифорния скажет "да", мы должны быть готовы к утру.
И они делали расчеты, рассылали сотрудников, инструктировали их, как будто штат уже сказал "да".
Наутро стало известно, что калифорнийцы предпочли борьбу и риск.
Глава 14
Восемь дней до катастрофы
Нарушая традиционный зачин, на этот раз мы не цитируем газетные заголовки. Для этой главы есть возможность использовать художественную литературу произведение известного американского новеллиста конца XX века, уроженца Калифорнии, Финея Финчли. Мэри, крабы и землетрясение
В детстве больше всего я любил крабов. Мы с соседским Диком ловили их руками в полосе отлива. Крабы проворно бегали боком - от лужи к луже, угрожали нам клешнями, но мы не боялись клешней. Хватали крабов за панцирь двумя пальцами и кидали в ведро. Там они копошились, невежливо тыкая друг другу ногами в глаза, там же они варились, крутясь в крутом кипятке, меняя свой серо-зеленый рабочий костюм на кардинальского цвета саван. Мы наедались так, что болели животы и ногти. Ногти - от обламывания скорлупы. Но съесть вдвоем целое ведро было немыслимо. И мы относили добрую половину Мэри - рыженькой Мэри Конолли - десятилетней девочке, моей ровеснице.
Не первый раз берусь я за перо, чтобы рассказать о Мэри. У нее были рыжие волосы и веснушки на скулах... нет, так вы ее не представите. Она была очень смешлива, робко хихикала в кулачок... не то опять. У нее были худенькие пальчики, слишком слабые, чтобы ломать скорлупу, они вызывали щемящую жалость... Кажется, "то"! Мэри - это щемящая жалость, снисходительная нежность, горящие уши и краска в лице, сердцебиение, комок в горле и замирание в груди. Она была волшебницей: бойкого десятилетнего мальчишку могла заставить проглотить язык. Могла его заставить отказаться от цирка, даже от лучших крабов, ради удовольствия принести к ее ногам ведро, сказать: "Вот крабы для тебя, Мэри", услышать спасибо в ответ. Впрочем, спасибо говорилось Дику. Потому что это он произносил: "Вот крабы для тебя, Мэри". Я же стоял рядом с проглоченным языком.
Вот теперь вы представляете себе Мэри? Даже утверждаете, что знали ее в детстве. Только ее звали иначе - Молли или Полли. Нет, вы ошибаетесь.
Крабовая отмель была не так близко - мили четыре от нашей фермы. Чтобы поспеть раньше других краболовов, мы вставали до света. Дик будил меня (и весь дом), забирался в кусты и вопил там неистовым Тарзаном. Я выпрыгивал из окошка в росистую траву, схватив под мышку одежду. Одеваться дома нельзя было, а то просыпалась ма, и вместо крабов дело кончалось подзатыльниками.
В полумраке мы с соседским Диком брели по болотистой низине. Говорили, что там засосало в прошлом году корову, до сих пор торчат ее рога. И мы прыгали с кочки на кочку, дрожа от страха, боялись попасть в трясину, а еще больше боялись призрака. Вдруг из тинистого оконца поднимется рогатая голова, уставится стеклянными глазами и скажет: "М-м-му!".
Так и осталась в моей памяти эта низина, как земля пронизывающей дрожи, долина утреннего тумана, усадьба рогатого призрака.
Потом по болоту проложили дамбу, по дамбе шоссе. Ходить за крабами стало легче, но не стало крабов.
На отмели забили сваи, на сваях устроили свайный городок - эстакаду, баки, бараки. В городке жили рабочие - народ шумный и веселый, любители выпить кружку эля, закусить вареными крабами. И пока мы пробирались через болото Рогатого привидения, они успевали очистить отмель.
Это было в тот год, когда Калифорния ждала землетрясения, которое обещало быть похуже землетрясения 1906 года. Только и слышно было "эртсквек", да "квек" - сплошное кваканье от Орегона до Сан-Диего. Я сам с нетерпением ждал, у меня были свои планы насчет землетрясения. Как только все затрясется и начнет падать, я стремглав побегу через дорогу на ферму Конолли и из-под рухнувшей крыши вытащу гибнущую, потерявшую сознание Мэри. Она откроет глаза... и поймет, кому надо говорить спасибо.
Помню, как однажды па сказал: "Сегодня по телевидению будет выступать русский, главный воитель против землетрясений! Русских-то я видел на экране не раз, когда шла серия "Джек Супермен - покоритель Вселенной". Джек этот был силач и красавец, а русские хотели украсть его невесту. Но он догнал их и шпок-шпок-шпок - всех раскидал, двадцать человек, а то и тридцать. И я думал: "Когда я вырасту и Мэри вырастет, пусть русские унесут ее в мешке, а я буду, как Джек, - рослый и красивый, я догоню их, всех раскидаю - шпок-шпок-шпок. А Мэри вылезет из мешка и меня полюбит".
Но этот русский показался мне неинтересным. Он был похож на нашего школьного учителя - бледный, лобастый и в очках. И все твердил наставительно: "Проверьте, проверьте, проверьте! Решайте сами, думайте своей головой". И мне все хотелось переключить телевизор, потому что по третьей программе шла передача "Джек Супермен на комете "Хуррпурр". Но па рассердился, сказал, что Супермен - ерунда, зря мозги забивают детям, а этот очкастый русский молодец, он учит думать своей головой. И, подумав своей головой, отец пошел наутро голосовать против землетрясения. И мать потащил с собой, хотя она упиралась, кричала, что тесто перекиснет. А меня они не взяли, сказали, что у меня голоса настоящего нет, а крик, плач и хныканье - не в счет. Как можно испугать землетрясение голосами, я не совсем понимал. И вообще не стал бы отменять его, даже будь у меня голос. Мне хотелось посмотреть, как это все затрясется. И Мэри я не мог спасти без землетрясения.