Под знаком мантикоры
Шрифт:
Доски гроба, как и предполагал Фернан, оказались плохими. За время, проведенное в земле, часть крышки успела провалиться внутрь.
– Талела, вы уверены, что это ведьма?
Конечно же маркиз не был уверен. Кто знает, кем была несчастная, которой не повезло попасть в руки клириков? Быть может, самой страшной последовательницей Искусителя, а может, безвинной овечкой? Как узнать?
– По словам отцов-дознавателей, каждый еретик в той или иной степени является колдуном, преступившим заветы Спасителя. Так что можешь считать ее ведьмой.
Абоми, удовлетворившись ответом, кивнул, вставил
Он оглянулся – нет ли поблизости чужаков? Тихо. Куда ни глянь – множество оплывших от времени могил, да буйные заросли крапивы и малины. Последней здесь было безумно много. Ягоды крупные. Алые. Но пробовать их маркиза не тянуло. Он скорее съест миску грязи, набранной во дворе свинарника, чем попробует то, что выросло на прахе мертвецов.
Спустя минуту Абоми доломал крышку простенького гроба, и «василиск» увидел человеческие останки Зрелище было премерзким. Нет, ужасным; но на лице сеньора де Суоза не дрогнул ни один мускул.
– Нам повезло, хозяин. Зелье получится сильным.
– Почему? – выдавил из себя Фернан. Дышать приходилось ртом, да и то с трудом.
– Ее закопали живьем, и она умирала долго. Это хорошо.
Маркиз не видел в этом обстоятельстве ничего хорошего Он вообще едва не послал все в глотку Искусителя. То, что они делали, было неправильным по всем людским законам. А уж вид покойницы, которая перед смертью долго ворочалась в гробу, и вовсе наводил на неприятные мысли. Но отступать было поздно. Пришлось себя пересилить и вымолвить:
– Делай что требуется, и убираемся отсюда.
– Нет, талела, – Абоми с сожалением покачал головой, – я не могу. Это должны сделать вы.
– Что ты мелешь?!
– Зелье вернет лоа человека, которого вы убили. Вы, а не я. Сейчас я не могу вмешиваться. Спуститься в могилу должны вы. Но я буду рядом. Скажу как.
– И в чем же заключается моя задача? – не разжимая зубов, процедил Фернан.
– Нужна голова ведьмы.
– Всего-то? – ядовито осведомился маркиз.
– Да, – слуга иронии не понимал и протянул хозяину баргел, – голова. Просто отрубите ее, талела. Все остальное я сделаю сам.
«Василиск» вновь пересилил себя, взял в руки тяжеленный клинок, задержал дыхание и спрыгнул вниз, стараясь не наступать на останки. Запах был ужасен. На счастье капитана, покойница лежала на боку, к нему спиной и он не видел лица. Впрочем, ему хватило вида рук, которые, судя по всему, до последнего мгновения жизни женщины пытались расковырять ненавистные доски. Кости, обтянутые пепельной кожей, расползающийся от прикосновения саван, обломанные остатки ногтей…
Фернану потребовалось два удара. В первый раз он промазал – и клинок рассек лопатку и руку покойницы, войдя в тело со звуком, от которого мурашки пробежали по спине. Во второй раз Спаситель был к нему более благосклонен и широкая сабля без труда перерубила шейные позвонки.
Абоми помог ему выбраться, и только тогда маркиза замутило. Убивать живых людей – это одно, а вот отрубать мирно спящим в могилах мертвецам головы – это… почти безумие. Обед он сумел удержать, но вот от гадкого вкуса на языке избавиться было невозможно. Словно саван поцеловал. Стараясь не бежать – все страшное уже позади, – он взял из седельной сумки флягу с вином, прополоскал рот. Полегчало, но не сильно.
Между тем Абоми за волосы достал отрубленную голову. Кажется, Фернан ошибся, думая, что все страшное уже произошло. Он с каким-то отстраненным интересом наблюдал за тем, как слуга ловким ударом кривого клинка раскроил голову на две ровные половинки, а затем начал выковыривать черное, расползающееся под пальцами содержимое черепа и складывать его в небольшой, заранее припасенный кувшин с широким горлышком.
– Ваш бог неправильный, талела, – неожиданно прогудел великан. – Он осуждает тех, кто беспокоит мертвецов. Но это всего лишь оболочка, она такая же, как камень или палка. Она пуста. В ней нет лоа.
«Василиск» не счел нужным что-то отвечать. Наконец, спустя целую вечность, все было кончено. Абоми осторожно положил останки в гроб и без всяких указаний со стороны хозяина взялся за лопату. Фернан зашептал молитву, прося душу покойной простить их за сотворенное святотатство. Он не был уверен, что его услышат, но есть вещи, без которых не обойтись.
Теперь оставалось сделать самую малость – отнести украденные лопаты обратно в сторожку. Смотритель кладбища рано или поздно хватится пропажи, и если пойдет ее искать, то может набрести на могилу еретички. «Василиск» не сомневался, что рано или поздно это все равно произойдет, но чем дольше приход чужаков на погост будет оставаться в тайне, тем лучше. Ведь об осквернении могил обязательно доложат отцам-дознавателям, а чем больше пройдет времени, тем сложнее святым отцам будет докопаться до истины.
Оставив Абоми сторожить лошадей, Фернан подхватил позаимствованные у сторожа инструменты и направился к выходу. Он шел вдоль невысокой кладбищенской стены, сложенной из грубого камня, и старался не думать о том, что случилось. Не получалось. До сих пор перед глазами стояла картина вскрытого гроба.
Тропинка петляла между могил, то удаляясь, то вновь прижимаясь к стене. На одном из камней, греясь под лучами ласкового вечернего солнца, дремала зеленоватая ящерка. Заслышав шаги, она приподняла голову и юркнула в высокую серебристую траву, от греха подальше. Маркиз все шел и шел и уже начал опасаться, что пропустил поворот, когда впереди показалась дорога. Тут же находилась и сторожка, старенький, накренившийся набок домик с некрашеными стенами.
«Василиск» оставил лопаты у маленького сарайчика и только сейчас заметил, что на дороге появились всадники. Двое. Рясы серого цвета. «Гарпии». Как видно, путь клириков лежал в монастырь, в подвалах которого было не счесть еретиков, и они выбрали кратчайшую дорогу.
Для святых отцов маркиз не представлял никакого интереса. Вряд ли они захотят вести с могильщиками светские беседы. Поэтому сеньор де Суоза без суеты вошел в кладбищенские ворота и только тут со всей поспешностью отпрянул в сторону и прижался к теплым камням стены. Отсюда он мог наблюдать за частью дороги, но сам благодаря выступу ворот оставался невидим для проезжающих.