Под знаменем быка

Сабатини Рафаэль

— Будьте покойны, я дал вам слово, а как я сказал, так и будет. Ни я, ни кто-либо из моих людей не причинят вреда принцу Синибальди.

Она уже хотела поблагодарить его, на мгновение задумалась, дабы найти нужные слова, а когда нашла, герцог уже увлек ее к двери.

— Мадонна, вам пора идти. Мне представляется, что вы смертельно устали. И чувствую, что виноват в этом я.

Она не стала отрицать его правоты, добавив, что хотела бы немедленно вернуться домой.

— Принц вскоре последует за вами, — пообещал Чезаре, взявшись за ручку двери. — Сначала, однако, нам необходимо замириться, но, несомненно, это не займет

много времени. И ни о чем не тревожьтесь, — добавил он, увидев страх, вновь мелькнувший в синих глазах, ибо принцесса вспомнила, каким путем обычно мирился Чезаре со своими врагами. — Все будет честь по чести. Мне не составит труда убедить его, что дружба со мной куда лучше союза с предателями, что заманили его в свои сети.

— Истинно так! Истинно! — воскликнула она, хватаясь за Соломинку, брошенную герцогом человеку, готовившему его убийство. — Он тут ни при чем. Его завлекли, уговорили.

— Как я могу в этом сомневаться после того, как вы мне все рассказали? — иронии в вопросе герцога она не уловила.

А Чезаре, поклонившись, открыл дверь.

Глава 4

Следом за ней вышел он в зал, где тут же стих шум, а сотня глаз устремилась на него и принцессу. Чезаре подозвал председателя городского совета и поручил принцессу его заботам, попросив проводить ее вниз, к карете.

Сам же глубоко поклонился ей на прощание, подождал, пока она и председатель покинут зал, а затем занял место за столом, улыбнулся, рассмеялся чьей-то шутке, словом, показал, что можно веселиться и дальше.

Он заметил, что Капелло то и дело бросает в его сторону тревожные взгляды. И ничуть не удивился, понимая, какая буря поднялась в душе венецианского посла, когда тот увидел, что принцесса Синибальди покинула банкет после продолжительного разговора с Чезаре. Мессера Капелло ждут сегодня сюрпризы, мрачно подумал герцог, а когда председатель совета вернулся, подозвал Барбо, который, выполняя приказ, остался в зале.

— Приведи сюда Синибальди, — скомандовал он, и над столами повисла гнетущая тишина.

Толстопузый Капелло, услышав эту команду, проворно поднялся со стула и направился к герцогу.

— Ваша светлость, — пробормотал он, — что случилось с принцем Синибальди?

— Подождите минуту-другую, и вы все увидите сами.

— Но, мой господин, умоляю вас учесть, что Республика…

— Имейте терпение, мессер, — оборвал его герцог и одарил таким злобным взглядом, что Капелло отшатнулся, как от удара.

Но остался рядом с креслом герцога. Бледный, с капельками пота, выступившими на лбу, с тяжелым, учащенным дыханием.

Двойные двери распахнулись. Вошел Барбо, за ним — четыре солдата из кондотты Грациани, между ними — принц Синибальди, чрезвычайный посол Республики Венеция. Но видом своим он скорее напоминал обыкновенного бандита, пойманного на месте преступления. Без плаща и шляпы, со связанными за спиной руками, в порванной одежде. Лицо его было мрачнее тучи.

Придворные в изумлении взирали на открывшееся перед ними зрелище.

По знаку герцога солдаты отступили от пленника, оставив его лицом к лицу с Борджа.

— Освободите ему руки, — последовал короткий приказ.

Барбо ножом перерезал веревку, стягивающую кисти принца Синибальди.

Чувствуя скрестившиеся на нем взгляды, венецианец попытался, как говорится, сделать хорошую мину при плохой игре. Откинув голову, выпрямился во весь рост, смело глянул в бесстрастное лицо Чезаре Борджа.

— По вашему ли приказу, господин герцог, священную особу посла подвергли столь недопустимому обращению? — прогремел его голос. — Я имею честь представлять здесь Республику святого Марка, которая,

смею вас заверить, не потерпит такого бесчестия.

Около герцога на столе стоял флакончик с розовым маслом. Чезаре протянул руку, взял флакончик, вдохнул нежный аромат.

— У меня сложилось впечатление, возможно ложное, что вы нам угрожаете. Угрожать нам — пустое дело для всех, ваша светлость, даже для посла Республики Венеция, — и губы его изогнулись в улыбке, от которой Синибальди как-то разом сник, как, впрочем, и многие смельчаки до него, из тех, кому доводилось встретиться с герцогом лицом к лицу.

Капелло, стоя за спиной герцога, в отчаянии заломил руки и с трудом подавил стон.

— Я не угрожал вам, ваша… — начал Синибальди.

— Рад это слышать, — прервал его герцог.

— Я протестую, — заключил Синибальди. — Протестую против подобного обращения со мной. Эти грубияны-солдаты…

— Ага, — Борджа вновь поднес к носу флакончик с розовым маслом. — Ваш протест мы всенепременно рассмотрим. Как вы могли подумать, что я оставлю без внимания неподобающее отношение к послу столь могущественного государства. Прошу вас, продолжайте. Давайте выслушаем вашу версию ночного происшествия. Постарайтесь объяснить, жертвой чьей ошибки вы стали, и я обещаю вам, что виновные будут сурово наказаны. Накажу я их с огромным удовольствием, ибо подобные ошибки усложняют жизнь не только их допускающим, но и многим другим. Вы говорили о грубиянах-солдатах. Пожалуйста, продолжайте.

Но Синибальди не продолжил. Наоборот, начал излагать сказочку, сочиненную им за тот час-полтора, что он провел со связанными руками. Сказочку, по первому взгляду, убедительную, более того, абсолютно правдивую, если бы рассказывал ее не Синибальди, а Грациани. Но, так как Синибальди говорил от первого лица, она не выдержала маломальской проверки.

— Этой ночью меня пригласили на тайную встречу в доме графа Раньери, в котором меня поселили на время пребывания в Римини. Я пришел, ибо мне было сказано, что рассматриваться будет важный вопрос, вопрос жизни и смерти, имеющий ко мне самое непосредственное отношение.

В зале собралось несколько человек, но перед тем, как открыть мне истинную цель нашей встречи, они потребовали, чтобы я поклялся никому не говорить ни единого слова и не называть ни одного имени из собравшихся здесь, независимо от того, останусь я с ними или уйду.

Но я же не дурак, ваша светлость.

— А разве кто-нибудь в этом сомневается? — улыбнулся герцог.

— Я — не дурак, а потому сразу понял, что дело пахнет изменой. Они, конечно, знали, что я сразу раскушу их замысел. Не знаю, как это случилось, но у них сложилось ложное впечатление о том, что я готов участвовать в заговоре. В том и заключалась их ошибка, едва не стоившая мне жизни, из-за которой со мной обошлись столь неподобающим образом. О своих личных чувствах умолчу, они не представляют интереса для вашей светлости. Но я — посол, а потому должен требовать соответственного отношения к своей особе. Я сказал этим мужланам, кто я такой. Однако они не прислушались ко мне. И я…