Под знаменем Воробья
Шрифт:
Турнир шел уже шестой день. Маршал безнадежно охрип, глашатай, сопровождавший его, был не то восьмым, не то девятым с начала боев… Толпа за барьером и на трибунах тоже подустала выражать эмоции гвалтом и криком — теперь вопили только те, кто был связан с очередным участником какими-либо узами, или же в том случае, если на ристалище выходила признанная знаменитость. Еще лучше — две знаменитости. Вместе с тем темп поединков существенно упал. Теперь, когда выясняли отношения только опытные мастера конного боя, часто им требовалось съехаться по несколько раз, пока определялся победитель…
Рыцарь Метриен пока что бился успешно. То ли действительно он был настолько силен, то ли противники ему попадались такие… Но почти все схватки великан заканчивал с первого раза. Такое геройское поведение на поле чести, естественно, не осталось без внимания зрителей. Сэра Метриена уже узнавали и приветствовал, едва его имя
Велиуин никак не показывал, что знаком с этим новым фаворитом турнира. У него с рыцарем было условлено, что без нужды маг не станет вмешиваться. Если же рыцарю покажется, что предстоящий поединок для него по какой-либо причине опасен — он подаст условный знак и может рассчитывать на поддержку со стороны мага. Так что Велиуин не показывался среди дворян — участников турнира, сидел себе молча рядом с придворным магом покойного Игрина и вежливо кивал в ответ на любое слово старика. Единственное, что хоть немного интересовало юного Изумруда — так это порядок жеребьевки. Когда после завершения очередного круга боев старички из коллегии собирались бросать жребий и определять, кто с кем встретится назавтра — маг был тут как тут. Смотрел сонными спокойными глазками, иногда просил разъяснений, вежливо благодарил, таковые разъяснения получая — словом был отменно обходителен… И никогда не лез туда, где ему было не место, как говорится… А сэр Метриен лихо опрокидывал в пыль арены одного слабого противника за другим — и толпа из последних сил сбрасывала апатию и рукоплескала герою, благодарная ему хотя бы за то, что он справляется быстро. В отличие от большинства соперников, раз за разом без толку ломающих пики…
И к вечеру шестого дня боев осталось лишь шестнадцать участников — и среди них ни одного, кого бы Велиуин (дилетант в благородных забавах) смог бы счесть заведомо слабым противником… Ему необходимо было встретиться с «партнером».
Тайная встреча состоялась в шатре сэра Метриена. Рыцарь был в самом радужном расположении духа:
— Отличная работа, мастер, просто отличная! Все идет великолепно.
— Да, но я теперь в затруднении… Не могу решить, кто должен быть… следующим. По-моему слабых противников для вас, сэр, не осталось… А вмешаться я могу лишь один раз — я имею в виду решительно вмешаться.
— Ничего, мастер Изумруд. Кое-что еще можно оставить мне. Моим первым противником завтра должен стать сэр ок-Лин. В поединке с ним я уверен в себе. Дальше — ок-Нилли, если он пробьется, и ок-Рагинт. Но ок-Рагинт — только если он не сменит коня. Видите ли, мастер, он отличный воин, но его подведет конь. Словом, если конь будет пегий — не тревожьтесь! А далее — все в руках Гилфинговых… и немножко в наших.
Следующий день принес молодому магу ужасные мучения. Естественно, он был спокоен — внешне. Но содрогался внутри перед каждым поединком с участием сэра Метриена. Однако тот был великолепен — его пика разила точно и мощно, а соперники не могли его даже пошевелить. В этот день гигант превзошел себя! Уже раздавались крики, что, дескать, ему стоит спешиться и продемонстрировать, что его латы не привинчены к седлу — это, конечно было не всерьез, а скорее демонстрировало симпатии зрителей… Впрочем, не менее тепло встречали трибуны и появление другого признанного героя ристалищ, сэра Перка ок-Перка. И вот, наконец, два этих рыцаря остались одни на арене…
Толпа встретила финалистов оглушительным ревом — еще бы, она приветствовала своего короля. Кто бы из двоих не выиграл этот бой — его величество уже перед ними. Все зрители, сколько их было, затаив дыхание следили за полем, ловили каждый жест, когда рыцари разъезжались по сторонам арены, когда они медленно склоняли пики, когда пригибались слегка вперед — к закованным в сталь конским шеям, ожидая сигнала…
Молодой маг согнулся, шепча что-то себе в рукав и боясь поднять глаза. Впрочем, его опасения были излишни — взгляды всех, до единого, зрителей были прикованы к арене. А там, внизу, два великолепных воина неслись навстречу друг другу, склонив копья и блистая доспехами… За какое-то мгновение до того, как они должны были встретиться, рука рыцаря ок-Перка чуть дрогнула и он еле-еле заметно поколебался в седле. И тут же в его кирасу с грохотом ударила пика сэра Метриена. Ок-Перк запрокинулся назад, его копье, так и не найдя цели, вознеслось к небу — и с оглушительным грохотом, перекрывшим даже рев трибун, проигравший рухнул наземь. Зрители взревели с новой силой, а Велиуин перевел дух и украдкой взглянул на старого колдуна. Тот замер на своем сидении, устремив невидящий взгляд на арену. Из уголка кривящегося рта тянулась ниточка слюны. Изумруд еще раз вздохнул и оглянулся в поисках кого-нибудь, кого следовало позвать на помощь — ведь старичку Джеблю «вдруг внезапно стало плохо, должно быть он переволновался, следя за
ГЛАВА 30
Дальше наша служба пошла своим чередом. Отец Брак и впрямь очнулся на следующий день. Он, естественно, был смущен тем, что не помнит, как отрубился, хотя и старался не подавать виду. Держался монах настороженно, но пытался разыгрывать самоуверенность — мол, так и надо. Мы же все, старательно сдерживая ухмылки, объясняли ему, что той ночью он бился как герой, что получил под занавес по голове от одного из противников — отсюда и частичная амнезия. Возможно, Брак что-то смутно помнил, возможно — однако он все же делал вид, что верит нашим рассказам. А что ему оставалось еще? То, что мы приняли в свои ряды Порпиля и прочих, ему, конечно, не понравилось — но, опять-таки, сильно возражать он не стал. Потому что понимал — возражать бесполезно. Да собственно говоря — ему это тоже было выгодно. Порпиль и остальные служили теперь нам, то есть по сути дела — гевскому епископу. Так что отец Брак остался не без выигрыша, хотя он бы предпочел казнить десяток-другой этих солдат…
— Это неправильно, — со вздохом молвил отец Брак, когда мы с Кертом отказались выдать ему пленных, — политика святой Церкви требует, чтобы любой, кто восстал против нее, получал самое суровое воздаяние. А значит пленных надлежит казнить — на страх прочим.
Ей-богу, я невольно поежился, припомнив, как совсем недавно «восставал против». Правда и бился я тогда тоже на стороне церкви… Более всего монах жалел о том, что не может заполучить в свои руки для казни гнома — «проклятого нелюдя». А гном остался жив. Он, конечно, потерял кусок ладони с тремя пальцами на левой руке и вообще был крепко помят. Его ведь колотили сразу не менее десятка человек — и спасли Огненного Горна только его фантастически прочные латы…
— Выдавать кого бы то ни было попам — отвратительно, — заявил мне Керт Серый после беседы с монахом, — однако гном… Если бы это были не попы — честное слово, отдал бы им гнома! Гномы — это такие гады… Ничуть не лучше колдунов. А уж когда гном — сам колдун, так это и вовсе самая распроклятая мерзость! Хуже них — разве что наши святоши. Клянусь когтями Гангмара!
Впрочем, после того ночного боя капитан более-менее стал со мной ладить. И я вскоре услышал от него (разоткровенничался капитан по пьяне — он частенько бывал навеселе) рассказ, объясняющий его странную ненависть к магам. В прошлом году он нанялся к какому-то сеньорчику из Фенадского пограничья. Целью их похода была шайка гномов, окопавшаяся с непонятной целью на ничейной земле в предгорьях. И вот, когда до лагеря «этих бородатых недомерков» оставалось пройти еще порядочный кусок — на солдат с неба стали валиться здоровенные камни. А они как раз шли узким ущельем — бежать было некуда…
— …Я струсил? — сам себя вопрошал Керт, когда повествовал об этом происшествии (надо заметить, что он был уже порядочно пьян, мы праздновали победу), — конечно, струсил! Конечно! Знаешь ли, Воробей, в тот миг я вдруг ощутил себя крошечным — малю-у-сеньким таким — человечком, игрушкой в руках какого-то гномьего мага… Ты ведь не знаешь, каково это. Мы — в ущелье, слева и справа высоченные отвесные скалы, а прямо с неба нам на головы один за другим летят огромные валуны… И от тебя же ничего больше не зависит, ты не можешь ничего сделать — только ждешь, в тебя ли угодит следующий камень, в твоего друга ли, или же его пронесет мимо… Только ждешь… Беспомощно ждешь…
Этот человек перенес шок, можно сказать стресс — теперь каждый день он заново переживал тот ужас, что испытал в ущелье под градом камней. Ему мог бы, наверное, помочь психотерапевт…
Кстати колдунов он винил уже совершенно напрасно. Гномы ведь не могут колдовать, это точно — насколько точно может быть хоть что-то в этом сумасшедшем мире, где правят сумасшедшие боги… Во всяком случае — и наука (с позволения сказать), и религия Мира в один голос твердят, что гномы, как и эльфы, не могут иметь магического дара. Эльфам его отсутствие компенсирует возможность напрямую взывать к Матери, а уж она творит для них чудеса, гномы же… гномы с Матерью не очень-то ладят. Теоретически они могли бы взывать к Отцу, ибо в них сильнее его начало (согласно религиозной концепции) — но он покинул Мир…. Следовательно, логика требует, чтобы у гномов тоже было в распоряжении нечто, компенсирующее отсутствие магического дара. Я пытался расспросить об этом Огненного Горна — но он меня, похоже, просто возненавидел и общаться не желал. Я ведь его покалечил — и из-за меня он попал в плен. Да, именно так — поскольку он был взят в бою, то на него условия договора с Порпилем не распространялись. Он должен был теперь нам с Кертом изрядную сумму. Словом, гном дулся и ни за что не желал обсуждать религиозные и научные аспекты жизни своего племени. Керту, который пытался выспросить у него о колдунах, он тоже ничего не сказал.