Под знаменем Воробья
Шрифт:
«…Прошла, мой незнакомый родич, и эта зима — зима без надежды… Мы, последние защитники мечты, избегали заговаривать о том, что ждет нас впереди. Свою тревогу мы заглушали тем, что лихорадочно готовились к предстоящим боям. Точили клинки, запасали ману в колдовских амулетах, накладывали защитные чары на наши латы… Возможно, нам не стоило ждать в стенах — а следовало броситься еще тогда, в начале осады, на полчища врагов и найти достойный конец… Превратиться в легенду, в страшную сказку… В пугало для детей и дуралеев…
Но что толку гадать — мы вместо этого заперли ворота и укрылись вместе с самыми худшими ожиданиями и тяжелыми предчувствиями в нашем несчастном городе. Когда началась весна, мы — опять же не сговариваясь — вынесли на солнышко свои волшебные посохи, свои зачарованные доспехи, свои мечи и палицы, усиленные колдовскими заклинаниями. И стали готовиться к бою.
День шел за днем, а враги все не подступали к стенам Могнака.
Эта битва не оправдала моих надежд. Я вел своих сподвижников на славный бой, возможно — на последний бой. Мне — да всем нам — хотелось забыться в вихре схватки. Хотелось раздавать и получать удары, не думая ни о чем. Хотелось победить или умереть. Вместо этого нам пришлось маневрировать, разить издалека магией, время от времени отступать перед отрядами лучников, чтобы перегруппироваться… Едва лишь казалось, что вражеский строй дрогнул и конная атака может оказаться успешной — как я обнаруживал маячащие далеко на флангах отряды рыцарей, которые были готовы ударить в спину, едва лишь мы устремимся в отчаянную атаку… Развернувшись против этих — мы вновь и вновь попадали под обстрел. Мы наносили магический удар — стрелки в беспорядке бежали, оставив убитых… Но мы не могли преследовать пеших, не превратившись при этом в легкую добычу для их тяжелой конницы…
Ни с чем возвратились мы в Могнак. Эта битва не дала нам ничего. Когда последние всадники на измученных конях миновали ворота, стражи с грохотом сомкнули тяжеленные створки. Ворота Могнака закрылись навеки. Им не суждено было распахнуться больше никогда. Никогда! А наших коней мы съели за лето…
Спустя несколько недель стало ясно, чем занимались враги, пока отсиживались в зимних лагерях, избегая приступать к стенам Могнака. Однажды со всех сторон одновременно к городу приблизились полчища фанатиков. Их стало много, как никогда — все новые и новые ревнители веры спешили, чтобы принять участие в разграблении чудес Могнака… И к стенам они подступили не с пустыми руками. Они волокли невероятное количество осадной техники, о которой ты, мой дорогой родич, никогда не слыхал. Осадные машины, штурмовые башни, подвижные помосты со щитами и лестницами… И каждое из этих сооружений было сделано в несколько раз прочнее, чем обычные — применявшиеся в войнах людей. Наша боевая магия по-прежнему вызывала страх у фанатиков. Шаг за шагом чудовищные машины приближались к стенам — и наконец облепили их, как муравьи — трупик птицы… Но Могнак не был еще мертв. Мы отбивались как могли — без надежды, без расчета, без цели. Единственное, что заставляло нас вновь и вновь наносить удары — это жажда мести. Да, мой потомок, мы вершили месть. За себя, за свою мечту, за отнятое у нас будущее. Себя мы считали уже покойниками — и мстили за собственную смерть. Нам хотелось покарать как можно больше убийц. Мы старались как могли…
Время от времени я при помощи магии наблюдал за тем, что творится в лагере осаждающих. Если бы это происходило не под стенами Могнака — наверное, я бы смеялся от души. С каким трогательным почтением эти глупцы внимали проповедям сумасшедшего епископа Энтуагла, мерзавца, дуралея и фанатика. А потом расходились по своим палаткам и принимались заранее делить добычу… у меня появились кое-какие идеи.
Я поделился своими мыслями со сподвижниками — им это показалось забавным. Мы принялись уничтожать сокровища и драгоценности — топили самоцветы в колодце, замуровывали золото в стены и швыряли в нужники… Пускай руки ревнителей веры останутся чисты, они ведь ведут войну не ради добычи, а ради торжества Света, разве нет? Это тоже стало частью нашей мести. Что же касается изувера-епископа, то для него я приготовил нечто особенное. И ждать мне оставалось совсем недолго…
Миновало лето, началась осень — армия фанатиков все так же стояла под стенами Моганка. Собственно говоря, к осени на многих участках от стен мало что осталось. Тараны, осадные башни, подкопы сделали свое дело… И на штурм враги не шли только из страха перед «ужасными чародеями». Но решительный миг приближался…»
Наконец настал вечер, когда Ингви вновь появился в большом зале «Очень старого солдата», неся подмышкой плоскую коробочку. Он спокойно пересек зал, кивая знакомым наемникам — и проследовал в угол чародеев. Поприветствовав магов, собравшихся у холодного (по летнему времени) камина, он обратился к Ролоху Белому:
— Мастер Ролох, мне до того понравились забавы здешних колдунов, что я решил тоже рискнуть. Хочу выставить своего чемпиона, если можно. Или от меня требуется исполнить какие-то формальности?
— Нет, никаких, — ответил седобородый маг, — я, разумеется, внимательно осмотрю твое создание на предмет соответствия правилам. И затем — изволь! Кстати, сегодня у нас собрались очень интересные бойцы. Будешь делать ставки на своего?
— Да, пожалуй… Я бы рискнул сотней-другой келатов.
Ингви постарался, чтобы фраза прозвучала как можно более небрежно, тогда как седые кустистые брови старого мага подпрыгнули вверх. Названная сумма была огромной — и на самом деле демон очень волновался. Если его боец проиграет — тогда придется серьезно задуматься. Три четверти его денег были одолжены у любезного мастера Энгера и их вскоре предстоит вернуть. Подумав немного, Ролох объявил:
— Ну, не знаю, не знаю… Это большие деньги, мастер Воробей… Не уверен, что кто-то рискнет на ответную ставку. Ладно, подождем. Сейчас все соберутся…
Ждать пришлось недолго, вскоре все заинтересованные в участии маги подтянулись к столу, начали собираться и зрители — они же участники тотализатора. Участвовать в «боях» изъявили желание четыре мага (в их числе давешний толстяк с «пауком») — и ведьма Табо. Появился и Шортиль. Увидев коробочку в руках Ингви, он тут же улыбнулся:
— О, вижу, мастер Воробей, и ты не устоял все же перед соблазном! Что ж, в добрый час. А я сегодня вновь не рискну выйти на ристалище…
— Неужто так не веришь в своего бойца? — поинтересовался Ингви.
Малнеький колдун в ответ пожал плечами:
— Да как сказать… Кое-кого я бы тут мог «сделать», но сегодня здесь присутствуют как минимум двое, с которыми я не справлюсь.
— Ну и все же — почему бы не попробовать с теми, кто тебе по силам? Ведь это можно устроить?
— Нет, не буду. Я сейчас на мели. Благодаря твоей подружке я остался без капитана и не хочу рисковать деньгами. Кто знает, когда я еще смогу подзаработать…
Тем временем вновь прибывшие маги пошептались с Ролохом — заявили своих крошечных «бойцов».
— Итак, мастера, — подвел итог Ролох Белый, — опять у нас нечетное число участников… Пять магов… Сговорились вы, что ли… Я предлагаю как всегда предоставить участие в последнем бою мастеру Табо, ибо ее «дева» всегда выходила победительницей в наших прежних забавах. И к тому же не следует забывать об уважении к даме — мы ведь благородные солдаты! Никто не возражает? Хорошо… Остаются четверо — и мы можем выделить из них две пары. Две пары чемпионов сразятся, останутся два победителя. Эти победители схватятся между собой и тот, кто одолеет — выйдет против Табо. Вижу, все согласны. Теперь, значит, кто с кем будет биться… Среди нас, почтенные мастера, новичок — вот этот самый мастер Воробей. Я предоставляю ему право участвовать в первой схватке. Кто желает попробовать с новичком?
— Могу и я! — Быстро выкрикнул толстый маг, очевидно, он полагал, что в бою с новичком у его «паука» будет больше шансов.
— А вот тут, мастер Бибнон, есть одна тонкость. Мастер Воробей желает сделать ставку. Большую ставку. Сколько, мастер?
— Пару сотен энмарских келатов, если почтенный мастер Бибнон не возражает, — осторожно заявил Ингви.
«Паука» демон уже видел в деле и особых подвохов для своего питомца от этого противника не ждал. Поэтому он назвал свою максимальную ставку. Толстый маг забурчал что-то под нос, затем закатил глаза и объявил:
— Столько у меня нет. Келатов пятьдесят… Ну шестьдесят… — видимо, ему очень не хотелось упускать «сладкого» новичка, но денег у него и в самом деле не было.
Ингви заволновался — если вместо толстяка против него окажется кто-то другой, побогаче — тогда уверенности в победе у него не будет, поскольку он не знает, на что способны другие бойцы… Тут из толпы зрителей выступил сержант с огромными усами:
— Почтенные мастера колдуны, ежели вы позволите такое сделать, то мы с парнями скинемся по чуть-чуть — так, чтобы дополнить ставку мастера Бибнона…
Ингви быстро бросил взгляд в сторону смелых солдат. В их группе промелькнуло лицо Никлиса. Альдиец подмигнул демону — он делал ставки против своего командира, это не могло не подействовать.
— Теперь, если все вопросы улажены, давайте бойцов, — объявил Ролох Белый, приняв деньги.
Группа желающих сделать ставки вместе с толстым колдуном наскребла в общей сложности сто сорок три келата — даже эта сумма была чудовищно огромной. Сам мастер Бибнон выглядел не очень бодро, отдавая деньги Ролоху Белому, впрочем, ему придавало уверенности то, что он — не один. Вместе с ним рискуют больше десятка солдат-ветеранов.