Шрифт:
Январь в этом году выдался морозным, и улицы, как и положено в это время года, покрылись слоями льда и снега. Было холодно и красиво. Заснеженные деревья сверкали в лучах скупого зимнего солнца множеством серебряных огоньков. Дыхание превращалось в белые-белые облачка пара, а подошвы ботинок иногда скользили.
Катерина (да, именно так, без буквы «е», так решила мама Катерины, с которой никто не решился спорить, даже отец ребенка) с пыхтением пробиралась сквозь снег и морозный воздух, все плотнее кутаясь в шерстяной шарф. Из носа лился водопад, утираться рукавицей при людях казалось несколько неприличным,
Эта сессия выдалась суматошной и довольно нервной: преподаватели будто все разом спятили, требуя несвойственного студентам прилежания и доскональных знаний, а сами студенты держались на энергетиках и честном слове.
Катерина училась на преподавателя великого могучего и литературы. Она никогда не думала, что жизнь забросит ее на этот факультет, но в математике Катерина соображала плохо, в физике – еще хуже, а с химией все было совсем безнадежно.
Бабушка, которая, к слову, предлагала назвать внучку Марфой, посоветовала пойти по стезе гуманитарной, так как сама была учителем и, видимо, из практических соображений. Мама облегченно выдохнула лишь от осознания того факта, что Катерина наконец определилась с выбором, а уж избрала она своим путем русский язык, геологическую разведку или ядерную физику, ее не беспокоило настолько сильно. Зато беспокоило отца Катерины. Он мечтал, чтобы его дочь продолжила его славное дело и стала инженером-металлургом. Горячий металл, жаркие сердца плавильных печей, поблескивающие в искусственном свете каски, напоминающие горы шлаковые отвалы – всему этому не суждено было сбыться, и отец сначала немного поник, но детей не выбирают, и все в Катерининой семье несколько успокоились.
В группе Катерины обитало двадцать пять барышень и всего два кавалера, Яков и Степан. Последним порой приходилось несладко в дружном женском коллективе, но разнообразие девичьих голосов, нарядов и причесок в теории должно было скрашивать все тяготы.
Катерине каждый день казалось, что она попала в какое-то царство, где нет места призывным взглядам и нарочито игривым жестам. Просто потому, что эти самые взгляды и жесты некому было адресовать – не бездельнику Якову и не угрюмому Степану же ей было подмигивать глазами чуть ли не по очереди, сообщая: «Погляди-ка, со мной уже можно закрутить роман!»? Это было бы слишком беспринципно.
Катерина была светлой, худенькой, высокой и в особо ответственные моменты постоянно сутулилась. Если уж главной красавице всего потока по имени Анжелика было непросто стать для кого-то маркизой ангелов, тогда о чем могла мечтать более закрытая во всех смыслах Катерина?
Анжелика буквально перещупала всех представителей сильного пола, которых ей довелось встретить совсем рядом, а затем и в кулуарах своего факультета. Томный взгляд великолепных голубых глаз и взмах всегда приятно пахнущих и блестящих под любыми источниками света волос – и все должны быть сражены! Впрочем, дела как-то не склеились. Яков лишь до ужаса неопределенно хмыкал на все попытки Анжелики познакомиться получше, а Степан смотрел затравленным взглядом, всем своим видом давая понять, что он пребывает здесь, став жертвой роковых обстоятельств.
Анжелика была не из тех, кто легко сдается и падает после нескольких ударов судьбы-злодейки, и спустя пару недель довольно плотных поисков решила отдать свое сердце высокому и несколько тощему Николаю, который грыз гранит науки на факультете прикладной математики.
В один погожий день во время большого перерыва между парами по современному русскому языку и диалектологии Катерина в столовой столкнулась с тяжелым выбором между пресным овощным салатом и внушающей опасения котлетой в сомнительного вида панировке. Продвигаясь к кассе, за которой бодро отбивала покупки мощная женщина бальзаковского возраста, Катерина случайно толкнула локтем молодого человека. На его подносе расположились тот самый пресный салат, два граненых стакана с невнятного цвета компотом и котлета, которая венчала гору картофельного пюре.
Молодой человек взглянул на Катерину и флегматично заметил:
– Извините, здесь так мало места.
– Верно. Но это я вас толкнула.
– Пусть будет так. Но места все равно мало.
Катерина кивнула, завороженная.
После этого непродолжительного диалога у нее ушло несколько дней, чтобы выяснить, что этот молодой человек отзывается на имя Михаил, изучает математику, как и запавший в сердце Анжелике Николай, и любит в свободное время играть на скрипке.
Михаил смотрел на окружающих сочувственно и одновременно несколько высокомерно, словно высшие силы поведали ему какую-то из великих тайн (а может быть, и сразу все), а остальных обошли стороной. Он был высоким и статным, а взгляд его светло-карих глаз, как сразу же показалось Катерине, таил в себе ум и притягательность.
На первый взгляд могло показаться, что Михаил и мрачный Степан из Катерининой группы жуть как похожи, но самой Катерине было совершенно ясно, какую глубину в сравнении со Степаном таит в себе Михаил.
Больше всего ей было любопытно послушать его игру на скрипке. «Лебединое озеро» Чайковского и «Времена года» Вивальди не были для Катерины чем-то незнакомым, но о музыке она знала примерно столько, сколько ей довелось услышать краем уха тут и там. Осознание своей музыкальной ущербности и вдобавок отсутствия музыкального слуха наводило тоску, и лишь природное спокойствие и подчас неуместная склонность к оптимизму не давали Катерине окончательно и бесповоротно упасть духом.
Тем временем в группе гулкой сиреной разнеслись тревожные новости: бездельника Якова грозятся погнать из университетских стен, тем самым лишив его возможности дарить свои знания младшим поколениям по окончании обучения. Якову, по словам сердобольной пожилой преподавательницы-куратора, и так давали слишком много отсрочек, поблажек и бесценных возможностей взяться за ум, которые он раз за разом ухитрялся прохлопывать ушами, тем самым попирая принципы, на которых годами строилось отечественное образование. Сейчас он самым естественным образом подлежал изгнанию.
Барышни загрустили. Коллектив и без того был разбавлен представителями сильного пола весьма скудно, а без Якова станет совсем уж тоскливо. К его бесконечным расспросам в стиле «а завтра какое число?», «почему завтра не суббота?» или «когда работу-то сдаем?» все привыкли настолько, что без него невозможно было представить учебные будни.
Конец ознакомительного фрагмента.