Подари мне крылья. 3 часть
Шрифт:
— Я этого не делал.
— Да кому ты рассказываешь? Еще скажи, это не ты забрался ночью в дом почтенного аптекаря?
В ответ я лишь безразлично пожал плечами. А что тут скажешь? Да, залез. Да, хотел ограбить. Но в остальные дома пробирался не я. И кто мне поверит? Какие доказательства? Ну как какие: в это время я на рынке вытаскивал кошельки у раззяв. Угу, и сразу после этого передо мной извинятся и отпустят на свободу, да-да, именно так все и будет.
Конечно, я знал, что рано или поздно попадусь. Вот только надеялся, что произойдет это скорее поздно, чем рано. А лучше, вообще никогда. И все равно, радовался,
— Послушай. Ты совершил все те кражи, не ты — никого не волнует. Все равно все повесят на тебя…
— Думаете, я такой тупой, этого не понимаю?! Я обыкновенный оборванец с улицы, заступиться за меня некому, таких через вас ежемесячно проходит сотни! Вот и оставьте меня в покое — делайте, что обычно, — огрызнулся, не сдержавшись.
— Сколько тебе лет? — вдруг спросил этот стражник, почему-то не желавший оставить меня и уйти.
Я бросил на него косой взгляд. Надо же, дядя в возрасте, а еще работает. Я думал, такие уже давно сидят дома, на печи кости греют, а не с малолетними преступниками разбираются.
— Почти шестнадцать, — буркнул неохотно.
— Пятнадцать, значит. А ведь на каторге тебя сломают… — он тяжело вздохнул.
— Уважаемый, чего вам от меня надо, а?! И так знаю, что в полной ж…! — вот не успокаивается же, все нудит и нудит!
Мной вновь овладела привычная злость, помогавшая выживать на улице с тех пор, как… А, впрочем, я уже и сам не помню, как давно скитаюсь по улицам. Может, и родился где-то там…
— Рабский договор. На год.
— Что?! С чего бы мне на такое идти?! Лучше каторга!
— С тебя как с раба снимутся все обвинения. Я же заключу дополнительный договор, в котором обязуюсь дать тебе свободу через год. Раньше не могу — таковы правила. За это время даже подучу тебя в достаточной степени, чтобы ты, освободившись, смог поступить в какой-нибудь колледж. Так как? — стражник хитро прищурился.
— Вы думаете, что я вам поверю и соглашусь на вот это все?! Будто не знаю, что делают с рабами их хозяева! Предлагаете мне терпеть побои? Что, решили прибрать к рукам смазливого мальчишку, чтоб было кому греть ночами?! — я снова почти сразу перешел на крик.
— Угомони свои дикие фантазии. Нужен ты мне больно, крикливый, худосочный… Я и по молодости девушками интересовался, а сейчас так и вовсе, скажем так, отошел от дел. Что касается побоев, тут ты прав, лупить тебя нужно, чтоб дурь всю выбить… Да вот вряд ли поможет. А работой нагрузить, чтоб света белого не видел от усталости — тут вполне. Только я живу один, у меня столько не найдется. Впрочем, если будешь доставлять неприятности, мигом что-нибудь придумаю. Не торопись, подумай до утра. Завтра днем твое дело переходит в суд, вряд ли к тебе будут лояльны. Тут ты тоже прав: таких, как ты, здесь проходит сотни, — покачал головой он, поднимаясь с места.
— Подождите. Почему вы предлагаете это мне? Я не верю в благотворительность. Но даже если так… Сами сказали, нас много. Почему я? — слова вырвались сами по себе.
Какая разница, что за блажь нашла на старика? Я ведь в любом случае не собираюсь принимать его предложение — это глупо. Правда же?
— А это и не благотворительность. Я уже стар, живу один, мне трудно выполнять домашние обязанности. Да и поучить кого-то хочется, поговорить… Почему ты? В тебе есть характер. Но при этом ты его до последнего не показывал, не видя в этом смысла. А значит, к нему прилагается еще кое-какой ум. Да, таких тут я тоже уже видел. Но в тебе первом не вижу зла. Улица еще не успела тебя испортить, хотя и пыталась. Хочу, в свою очередь, отдать долг и помочь тебе.
— Думаете, я поверю в эту сказку? — я хмыкнул недоверчиво, настороженно наблюдая за тем, как он идет к выходу из моей камеры.
— А это уже тебе решать. До завтра, — и он, добродушно улыбнувшись на прощание, покинул меня.
Всю ночь я лежал без сна, пытаясь убедить себя, что достаточно сильный для того, чтобы выжить на каторге, но страх перед будущим и надежда на то, что старик все же не врал, просочились в мое сердце.
Когда он пришел ко мне утром, я для себя все решил и в первую очередь потребовал от него две магических клятвы. Первая: он действительно отпустит меня через год. Вторая: пока буду считаться его рабом, мне не грозит сексуальное насилие. О побоях просить не стал уже. До критичного состояния точно не доведет, ведь это чревато законом, а остальное как-нибудь вытерплю.
К моему удивлению, старик, которого звали Джошуа, согласился принести магические клятвы. И я, пересилив себя, все же подписался под договором, обрекая себя на рабство.
Все время, что мы тогда шли к старику домой, я неосознанно ощупывал ошейник, не веря, что на самом деле позволил надеть на меня эту гадость. Причем добровольно. Казалось, будто мне не хватает воздуха, он давит на меня.
— Не тереби его, привыкай так. Ты привлекаешь внимание. Со мной ладно, а в одиночестве будешь идти — заметят, прицепятся. Вчерашних свободных любят ткнуть в новый статус, неужели не знаешь? А тебе и защититься толком нельзя будет от насмешек. А вспылишь — нарвешься на штраф или публичное наказание. Оно тебе надо? — негромко сказал Джошуа все тем же спокойным тоном.
— Вам хорошо говорить, не вы в рабском ошейнике! — огрызнулся я, но не очень громко, стараясь все же не привлекать внимание и опустив руки.
— А кто тебе сказал, что я раньше его не носил?
Неделю спустя…
— Тайлер! — услышал я громогласное с первого этажа.
Скривился, словно от лимона, поднимаясь со своего места. Почесал зудящую кожу под ошейником и поплелся к Джошуа.
— Что еще?
— Я что тебе сказал сделать? — старик угрюмо насупил брови.
— Вымыть окна и приготовить ужин, — со вздохом.
— И?
— Я сварил кашу. И помыл окна наверху, — упрямо вскинул подбородок.
— Она подгорела. А внизу почему не вымыл? — пристально вглядываясь мне в глаза. От этого взгляда мне не по себе и хочется оправдываться, но я ведь сделал, что он сказал!
— Я иначе не умею. К тому же, каша как каша, не отравимся, съедобно все. А с окнами устал! Да и внизу они почти чистые…
— Научись. Книг у меня хватает, по кулинарии в том числе, было бы желание. Устал, говоришь? Ну ладно. Сам помою, — сказал он спокойно, напоследок просверлив меня взглядом, который я с трудом выдержал.