Подари мне крылья
Шрифт:
Угу, пытался задобрить, как мог. Даже книжка новая в свертке нашлась. В общем, отвлечь меня от дел насущных у него получилось. На целый час, пока я вся такая радостная от обновок, а потом и красивая в этих обновках скакала по замку, и думать забыв про карты.
А потом…
— Грошик, миленький, а это что такое? — и пальчиком ткнула в ящичек, который в главном, то есть посадочном, зале остался. Я-то надеялась, там еще что-то для меня, но нет. Дракошик безмерно разочаровал.
— А-а-а. Это инструменты! Для меня специально сделали. Ремонт у нас, Васька! —
— Любимый, — осторожненько так, чтоб не спугнуть, — а какой еще ремонт?
— Как это! Василёк, — искренне изумился рыжий, — ты же сама говорила: "крыша протекает, стены рушатся", — закончил будущий труп писклявым голоском.
Кажется, меня копировал. Ух, я ему щас!
Дракон прищурился, что-то смекнул и… спрятал молоток за спину. Потом снова меня осмотрел и… ящик лапой к двери — двиг-двиг. Подумал и снова: двиг-двиг-двиг.
— Василисонька, — не слова, а патока.
Скрипнула зубами. Основательно так. Чтоб услышал.
— Красотулечка моя, — вторая попытка вышла лучше, но не засчитана.
Нахмурилась. Подбоченилась…
— Милая, хорошая, добрая, прекрасная… — затараторил висельник.
Нет, в этот раз не поведусь. Нарочито тяжелый вздох.
— Да что не так-то! — сдали нервы у дракона. — Что я забыл перечислить?!
Вот тут моя челюсть и упала… Я так и представила: вот она летит, медленно, плавно, падает на каменный пол, раздается противный стук, отражается от стен пустого зала, проносится гулким эхом по мрачным коридорам заброшенного замка…
Стоп, что-то я отвлеклась. На чем мы остановились?
Ах да, ремонт! Вот с одной стороны — вещь нужная, сама давно хотела напомнить. Но с другой… Не зря же мой дракон вдруг про него заговорил? В чем подвох?
И тут я поняла. Инструменты-то Грош уже купил. В деревню больше не надо. И вещей мне принес на три месяца вперед. А учебника нет…
— Ах, ты засранец чешуйчатый! Ах, ты рыжик недоеденный! Голубь ты, переросток!
Ох, как я была зла… А потом, когда Грошисс Предатель подтвердил, что ремонт затянется месяца на два, и да, летать в деревню дракон не сможет по причине собственной усталости после тяжелого трудового дня… Тогда вздрогнул весь замок.
Без ложной скромности признаюсь, что я старалась. Я тогда очень старалась. Потом только сама своих же стараний побаивалась, потому что по замку оказалось наставлено столько ловушек, что всех не упомнишь. И когда на меня внезапно с потолка вылилось ведро воды, я поняла, что была немного неправа. В следующий раз записывать буду, где и что ставлю.
Каждый день у Грошика появлялась новая травма: то лапа на перевязи, то голова замотана, как-то раз он даже костыль себе сделал. Вот только на вопрос, как же он поранил ногу, этот умник наплел такой ерунды, что сразу засомневалась, были ли предыдущие боевые ранения результатом встреч с моими сюрпризами, или плодом богатой фантазии пострадавшего. А все потому, что такой пакости, как описал Грош, я точно
На следующей неделе, когда мой чешуйчатый врунишка окончательно оправился от своих мнимых травм — хорошо, что на драконах все заживает практически мгновенно, — он принялся изображать великого строителя. Поначалу мне было даже неинтересно, чем он там гремит в северном крыле.
Я читала новую книжку, подшивала шторы, штопала простыни, готовила обед… Как обычно, в общем. Золушку изображала.
Но когда третий день подряд один великий деятель заваливался в мою комнату с неоспоримым доказательством трудов своих праведных — то есть, весь грязный, чумазый, в паутине и пыли, — я призадумалась, чем это он таким занимается.
Тогда и оценила всю прелесть штанов! В них же гораздо удобней! А главное, они не шуршат как платье.
Я умудрилась незаметно подкрасться к… даже не знаю, как обозвать его после такого… в конце "рабочего" дня.
И вот стою, едва дышу, наблюдаю, как этот негодяй последний раз стукает молотком о каменную стену, отшвыривает его в сторону, долго роется в своем ящике, достает еще какую-то штуковину, теперь стучит по стене ей, смотрит в окошко на заходящее солнышко, бросает свою штуковину и… Здесь у меня не нашлось слов, чтобы описать то безобразие, что творил оставшийся голодным в тот день дракон.
То есть я, умница-красавица, пашу там по всему замку, а он… он по стеночке стучит и… грязью специально обмазывается! И паутину сам на себя навешивает!
Я была очень зла. Пыхтела, как обиженный ёжик. Нет, как сто обиженных, оскорбленных до самых глубин их трепетных и ранимых душ ёжиков!
По моему пыхтению меня и вычислили.
Грош замер, вот как крутился вокруг своей оси, высматривая, все ли испачкал, так и замер. И на меня смотрит. А мысли все на чешуйчатом лбу написаны.
Стоим. Глазеем друг на друга. Тишина. И рыжий гад невинно выдает:
— Ой, Василисонька! А давно ты тут? А зачем? Испачкаешься еще. Я смотри, как обляпался… — и глазюками своими желтющими хлоп-хлоп.
Это стало последней каплей, и я не выдержала…
Совершенно неприлично, громко и от души… захохотала.
И пока я сползала по стенке, а потом, сидя на полу, некультурно подвывала и похрюкивала, мой рыжик продолжал изображать недоумевающую статую. Всю такую в пыли и паутине.
— Эм, Вась? — осторожно позвал дракон, когда я, наконец, угомонилась и надолго замолчала, пытаясь отдышаться.
— И не стыдно тебе? — вздохнула. На то, что один хвостатый раскается, даже не рассчитывала. Так, просто спросила.
— Нет, — чистосердечно признался рыжий и отчаянно замотал головой. Потом осознал, что ляпнул, и быстренько исправился: — В смысле, да! Очень стыдно! — и оскал такой радостный-радостный.
До самой кухни Грош продолжал уверять меня, что он больше так не будет. Угу, и что он очень виноват, и что засранец, и лентяй, и негодяй, и все в таком духе. Слышать сии покаянные речи, не скрою, было приятно, однако я демонстративно молчала. А все потому, что не верила. Вот ни капельки! Ни граммулечки!