Подари мне мечту
Шрифт:
Она верила, что Дуглас непременно попытается ее спасти, но страшилась, что у него ничего не выйдет. А еще больше Изабель страшилась облечь в слова свои самые черные мысли, как будто от этого они скорее сбудутся.
— Я так боюсь за Филиппа! Дуглас, что будет с моим сыном?
В его глазах полыхнул мрачный огонь.
— Может быть, мальчика отдадут на воспитание мне или даже Робу. Не думаю, что де ла Барку волнует его судьба. Но первым делом надо позаботиться о том, чтобы тебя как следует здесь кормили, дорогая!
— Дуглас! Подожди еще секунду! Если
— Не смей даже думать об этом! — Он крепко сжал ее руки. — Ах, Изабель, ты могла бы не задавать мне подобных вопросов! Я готов заботиться о твоем сыне, как о своем собственном!
Изабель разрыдалась. Ей оставалось только верить и ждать.
Вестминстер-Холл. 12 июня 1555 года
Как только Изабель вошла в зал суда, она остановилась и огляделась.
В зале толпились аристократы, явившиеся поглазеть, как бывшую придворную даму осудят за самое тяжкое преступление на свете. В дальнем конце зала Изабель уже ждали трое епископов, включая и лорда-канцлера, Джона Гардинера. Королева не пришла: она все еще не успела разрешиться от бремени и готовилась к родам.
Изабель едва передвигалась на подгибавшихся ногах, с трудом дыша в этом людном помещении со спертым воздухом. Как она оказалась здесь, да еще в роли обвиняемой, выставленной на потеху зевак, словно цирковой медведь? От духоты и страха ей чуть не стало дурно. Она чувствовала, как алчет крови собравшая здесь безжалостная толпа. Ее крови!
Ее взгляд наткнулся на Хелен. Изабель оступилась, не в силах идти дальше.
Бледная, с красными заплаканными глазами, компаньонка снова разрыдалась, ни от кого не таясь.
Изабель ощутила, что ее щеки тоже стали влажными. Только теперь она поняла, что была несправедлива, всю свою сознательную жизнь относясь к этой женщине с презрением и недоверием.
А ведь Хелен любила ее и была верна ей до конца!
— Хелен! — прошептала она.
— Держись! — крикнула Хелен. — Держись, Изабель, и моли о пощаде ее величество!
— А ну расступись! — Один из стражей оттолкнул Хелен в толпу, все сильнее напиравшую сзади.
— Филипп! — едва успела крикнуть Изабель, когда гвардейцы потащили ее дальше. — Что с моим сыном, Хелен?
— Все хорошо! Адмирал де Уоренн пришел забрать его к себе, как только тебя арестовали!
Изабель зажала рот ладонью, чтобы не закричать от облегчения.
А гвардейцы подтащили ее к помосту. Стоявшие там вельможи обернулись, чтобы взглянуть на обвиняемую, и она увидела среди них своего дядю, графа Сассекса, а рядом — Дугласа Монтгомери.
Ее сердце болезненно сжалось, но не от страха, а совсем от иного чувства — беззаветной, безбрежной любви.
Их взгляды встретились.
Он был смертельно бледен, но все же заставил себя улыбнуться, выразив этой улыбкой и свой страх, и свою надежду.
— Изабель де ла Барка!
Ее только что грубо впихнули в высокое неудобное кресло, и она вздрогнула всем телом, услышав свое имя.
— Ты обвиняешься в ереси! Если ты признаешь свои грехи и покаешься, суд может обойтись с тобой милостиво. В противном случае тебе грозит сожжение на костре и вечное проклятие!
Изабель подняла на него затравленный взор и пробормотала:
— Я признаюсь.
— Что? Что ты сказала? Повтори, женщина, так, чтобы я слышал!
Изабель слышала, что говорит ей канцлер, но в этот миг она увидела своего дядю и то, как трусливо он прячет глаза. За его спиной ей кивнул Дуглас. Только теперь она сообразила, что Роб не посмел даже явиться в зал суда.
— Тебе следует признаться во всех грехах, и покаяться, и отречься от своих дьявольских заблуждений, если ты рассчитываешь воззвать к милости судей и ее величества!
Она снова уставилась на дядю. Узурпатор! Но вместо дяди она вдруг увидела свою мать, стоявшую на коленях и молившуюся в тайной часовне в Римской крепости. Изабель показалось, что она даже почувствовала, как пахнет ладан, зажженный отцом Джозефом.
Канцлер все стоял над ней и продолжал говорить. Кажется, где-то рядом снова заплакала Хелен.
Изабель зажмурилась и на этот раз увидела отца — величавого, крепкого мужчину. Вот он стремительно входит в замок, возвращаясь с охоты, подхватывает на руки Изабель, шестилетнюю неуклюжую малышку, и шепчет ей на ухо, что гордится ею, своей маленькой графиней. А она смеется от счастья и уверяет, что он будет гордиться ею всегда… Ее отец, не притеснявший мать за ее религию. А ведь он был настоящим англиканцем. Отец, чье имя и чью веру она унаследовала в этом мире. Изабель расплакалась. Ей до сих пор казалось, что это было только вчера, только вчера они с Томом сидели возле отца на церковной скамье и возносили к небу свои нехитрые молитвы. Только вчера… хотя прошло уже целых двенадцать лет.
Изабель смахнула слезы и выпрямилась, опираясь на кресло. Оказывается, канцлера так разозлило ее молчание, что он давно начал на нее кричать, а толпа в зале разразилась возмущенными воплями. Изабель в упор посмотрела на дядю.
Узурпатор! Лжец! Мастер плести интриги и играть в дьявольские игры ради денег и власти!
— Ты выдал меня замуж за этого человека только ради того, чтобы заставить шпионить на тебя! — тихо, но четко произнесла она.
Сассекс испуганно хлопал глазами. Толпа мигом затихла, навострив уши.
— Но ведь ты никогда не любил дочь своего брата, верно? Она была для тебя простой пешкой, разменной монетой в твоих грязных играх! — Ее тихий голос был полон горечи.
— Молчать! — рявкнул канцлер. — Ты не имеешь права на разговор при свидетелях! Я спрашиваю тебя в последний раз, признаешься ли ты в своих грехах? Признаешь ли ты, что оказалась лживой, неверной дочерью истинной церкви, Папы Римского, а следовательно, и нашей королевы?
— Я признаюсь в том, что была дурой, — просто сказала Изабель, больше не в силах выносить эту муку. Она повернулась к Дугласу, чтобы послать ему прощальную улыбку, и тут увидала Роба.