Подари мне прошлое
Шрифт:
Ее живот протестующе урчит, и я приподнимаю бровь, глядя на нее.
— Поесть? — спрашиваю я и встаю, чтобы соответствовать ее позе. Она лихорадочно заправляет выбившуюся прядь светлых волос себе за ухо.
— Да, поесть.
Я пожимаю плечами.
— Я называю это туфтой. Ну же, пойдем. Можем поесть на ходу. Мне нужна твоя помощь кое в чем.
Она кидает умоляющий взгляд на Стейси, но к счастью, ее помощница на моей стороне.
— Со всем уважением, мисс Ларкин, думаю, я смогу справиться с любыми проблемами, которые могут возникнуть.
Тори пялится на нее, и я пользуюсь возможностью, чтобы вмешаться.
— Спасибо, Стейси. Ты хороший работник.
Я обхожу величественный письменный стол Тори из красного дерева и хватаю за руку, которой она по-прежнему держит бейсбольный мяч.
— Игры закончились, ворчунья, — говорю я, забирая мяч и устанавливая его обратно на подставку. — Ты, вероятно, не будешь такой голодной, как только поешь мяса.
Стейси подавляет смешок, из-за чего взгляд Тори мечет громы и молнии.
— Не убивай ее, — усмехаюсь я. — Я склонен влиять на окружающих и вызывать проблемы.
— Ты не влияешь на меня, — дуется она, но наклоняется, чтобы подобрать с пола свою сумочку.
— Пока нет, красавица. Пока нет.
Стейси смотрит на нас с самодовольной улыбкой. Я подмигиваю ей, когда тяну свою спутницу из ее кабинета. Тори пытается выдернуть свою руку из моей, пока я тащу ее мимо рабочих столов и других кабинетов, но моя хватка усиливается. По пути я встречаю много ошарашенных взглядов.
Видимо, Снежная Королева нуждается в небольшой разморозке.
Могу себе представить, что весь офис согласится со мной.
Когда мы наконец добираемся до лифта, и двери закрываются, она вырывает свою руку и обрушивает на меня свою ярость.
— Ты мудак, Чейз, — сердито пыхтит она. — Знаешь, что? Ты не можешь так обращаться со мной всякий раз, когда у тебя возникнет желание.
Она сердито смотрит на меня, положив свои маленькие ручки на тоненькую талию, ее сумка свисает с одного плеча. Юбка-карандаш — облегающая и чертовски сексуальная. Я хочу схватить ее за бедра. Посягая на нее, я наступаю, пока не вторгаюсь в ее личное пространство, и наблюдаю с самодовольным удовлетворением, как она отступает — прямо в чертову стену. Как только она загнана в ловушку, я скольжу руками по ее талии, накрывая ее руки своими.
— Думаю, тебе нравится грубое обращение.
Ее глаза расширяются от шока, и на секунду, суровому адвокату по разводам, нечего сказать. Прядь волос прилипла к ее аппетитным губам, поэтому я поднимаю руку к ее лицу. У нее перехватывает дыхание, и я внимательно изучаю ее реакцию. Борьбу в ее глазах — оттолкнуть меня или притянуть к себе. То, как ее губки раскрываются и закрываются, подобно симпатичной маленькой рыбке.
Я слегка улыбаюсь ей, проводя большим пальцем по ее нежной щечке и убираю волосы с ее губ. Она делает выдох, который сдерживала, и я чувствую запах мяты на ее губах. Когда я заправляю прядь ей за ухо, ее глаза быстро закрываются. Не упуская возможности, я нежно
— Ты вкусно пахнешь, — говорю я ей, делая шаг назад, как будто не целовал только что сексуальную чертовку — неважно, насколько невинным был поцелуй.
Ее практически трясет от нашей беседы, когда двери лифта открываются в холле.
— Готова к приключению?
Протестуя, она слегка мотает головой из стороны в сторону, но я хватаю ее руку, вывожу из лифта и веду через холл. Когда мы выходим на улицу, я рад видеть свою малышку — стоящую прямо напротив входа, где я ее и оставил.
— Это твоя машина? — удивленно спрашивает она, но я замечаю, что она впечатлена.
— Моя малышка, — поправляю я. — Она со мной с Рождества.
Я подаю мужчине парковщику талон и чаевые, чем заслуживаю одобрительный кивок.
— После тебя, — говорю ей я, открывая для нее дверь.
Она ошарашенно смотрит на меня, как будто никогда прежде не встречалась с джентльменом. При мысли о том, что она ходит на свидания с кем-либо, вспышка ревности пронзает мою грудь. Я хочу быть тем, кому она откроется и покажет истинную себя, которую она скрывает глубоко внутри. Никто не будет обращаться с ней так, как ей это необходимо.
Не деликатничая.
А наоборот — настойчиво, упорно.
Она садится в машину, словно рождена для этого, и я закрываю за ней дверь. Как только я забираюсь внутрь и устраиваюсь за рулем, я улыбаюсь ей.
— Надеюсь, тебе нравится барбекю.
Я не даю ей времени возразить и отъезжаю от здания. Двигатель умоляет, чтобы его испытали и поддали газу. Но, я никогда не езжу быстрее, чем указано на знаках ограничения скорости. Частенько, тигр под капотом дергается и мечется по своей клетке от желания рвануть с места или выжать по полной по автостраде.
Я никогда не уступаю этому зверю.
— Почему ты едешь так медленно? — спрашивает она в ужасе, когда я еду по Уэкер Драйв со скоростью тридцать миль в час (30 миль примерно 48 км. Прим.пер.)
— Потому что здесь ограничен скоростной режим, детка.
Она фыркает, и я не уверен, из-за прозвища или из-за моего отказа ехать быстрее. Я позволяю ей томиться в тишине, пока мы направляемся в то место, где мне нужна ее помощь. Когда я подъезжаю к парковке у строительного магазина, она резко поворачивает ко мне голову.
— Зачем мы здесь?
Дым от уличной плиты, восхваляющей барбекю Билли Бада$$, витает на стоянке. Как только я паркую машину, божественные ароматы заполняют машину.
— За этим, — говорю я и указываю на палатку с барбекю, — мы здесь.
Ее живот снова урчит, и я смеюсь.
— И, — говорю ей, достав образец краски с заднего сидения, — мы здесь, потому что мне нужно подобрать одну краску. Ты девушка, а у девушек хорошо получается эта хрень.
Не дожидаясь ее ответа с каким-нибудь феминистским замечанием, я вылезаю из машины и направляюсь к ее стороне, но она уже выбирается самостоятельно.