Подари мне себя
Шрифт:
А я только недоверчиво качаю головой. Только потом мне плодотворно доказывают обратно. И знаете, я верю. Егору просто невозможно не верить.
— Сегодня же собираем все твои вещи, и ты переезжаешь ко мне, — бурчит сонно мне в макушку.
Что?
Я застываю и поднимаю взгляд на Свободина, который так и лежит как ни в чем не бывало. Словно сказал что-то само собой разумеющееся.
— Егор, нет, — качаю головой.
Гонщик тут же распахивает глаза и впивается в меня пронзительным взглядом.
— Хватит уже, Соня!
— Егор, я не могу.
— Почему? Назови мне хоть одну причину, почему ты не можешь ко мне переехать? Мы живем с тобой уже больше трех месяцев вместе. Твоя зубная щетка стоит рядом с моей. Даже все женские принадлежности расположены на полке рядом с моими. В чем причина?
Свободин начинает злиться, и я по-хорошему его понимаю. Но не могу я согласиться жить с ним, хоть и так провожу у него дома много времени, намного больше, чем у себя. Я даже забыла, как моя квартира уже выглядит. И скоро она плесенью покроется.
Но все равно я не могу на это согласиться. Меня тревожит то, что я никак не могу найти работу. В каждой больнице и клинике мне дают отказ, из-за чего на душе с каждым днем все паршивее и паршивее становится. Но об этом я не рассказываю Егору. Потому что не хочу, чтобы он решал мои проблемы, которые я сама должна решить.
Тем более знаю, кто виноват во всем этом — Шестинский, который обещал, что если я уволюсь и ступлю за порог клиники, то он сделает всё, чтобы я не смогла устроиться больше ни в одну больницу.
Собственно, слово свое он сдержал.
Но я никак не думала, что он действительно воплотит свою угрозу в жизнь и не даст мне работать, заниматься тем, что я люблю.
Поэтому я не могу согласиться жить вместе с Егором, пока не найду работу. Не хочу сидеть у него на шее, когда он сам будет платить за все деньги. Несмотря на то, что, собственно, почти живу у него, и везде, в каждом, по сути, углу лежат мои вещи.
В течение последних трёх месяцев мне помогали родители, которым я просто не могла соврать о том, что я фактически осталась без денег. Да и говорить им ничего не нужно было — они и так все по голосу поняли, просто взяли и переслали мне деньги. Хоть я и говорила, что не стоит, но кто ж меня послушает.
Но Егор — это другое. Я не могу жить за его счет. Поэтому все оттягиваю момент переезда, каждый раз надеясь, что вот-вот устроюсь куда-нибудь. Но пока я натыкаюсь на сплошные отказы, и это режет меня по живому без ножа.
— Я не могу, — тихо шепчу и отвожу взгляд.
Руки с моей талии исчезают так быстро, что я не успеваю их даже задержать. Егор порывисто встает, садится на кровать. Его правая рука нервно проходит по чуть отросшим прядям на голове. Издает рык и так же резко встает.
Я привстаю, опираясь локтями на матрас. Хочу его задержать.
— Егор, — окликаю. Вот только на меня машут
Это его движение неприятно отзывается в сердце, но я прогоняю это ощущение. Проглатываю.
Падаю вновь спиной на кровать и закрываю лицо простыней.
В этот момент хочется выть от этой всей безысходности. И от того, что своими действиями, словами и тем, что я не соглашаюсь окончательно переехать к Егору, я обижаю его. Но я действительно по-другому не могу. И рассказать обо всем, о причинах — тоже не могу.
Потому что он просто не проглотит все это, как делаю это я. А пойдет разбираться во всем и не дай бог вновь набьет морду Шестинскому. Тогда точно будут проблемы.
Боже, как же все сложно!
С губ срывается стон. А из ванной комнаты слышится шум воды.
Откидываю простынь назад и утыкаюсь взглядом в потолок. Сегодня мой последний шанс найти работу: вчера позвонила в областную клинику, и сегодня у меня собеседование. Ставка обычной медсестры. Но это хоть что-то, а не просто сидеть на попе ровно и жить на деньги родителей.
Я не привыкла так.
Если все пройдет хорошо, то я сегодня же дам согласие на переезд к Егору. И надеюсь, что мы не разругаемся в конец..
Ели мы в молчании. Пока Свободин был в душе, я успела приготовить легкий завтрак и по чашке крепкого кофе.
Сегодняшнее утро отличалось от предыдущих, что проводили мы всегда вместе все эти три месяца. Сегодняшняя тишина угнетала, давила и сильно напрягала. От нее по коже бежали мурашки, но вот только нехорошие.
Я быстро поела и встала, собрала грязные тарелки. Подошла к раковине и, открыв воду, стала мыть посуду. Позади услышала шорохи и тяжелые шаги.
Егор остановился позади меня, но не сделал попытки прикоснуться или как-то дать понять, что он находится рядом. А я невольно задержала дыхание, ожидая того, что последует дальше. Даже движения мои замедлились.
В одно мгновение мой гонщик крепко обхватил меня за талию и зарылся лицом в волосы. Шумно выдохнул.
— Прости, Соня. Просто мне все это осточертело. Ты и так, по сути, живёшь со мной. Что стоит просто перевезти оставшиеся вещи к нам домой? Твои вещи и так лежат рядом с моими. И я не понимаю, почему ты отказываешься переезжать ко мне. Нам же хорошо вдвоем.
— Хорошо, — подтверждаю его слова. Нам очень хорошо вместе. Я его люблю, но сидеть на его шее и тратить его деньги я не хочу и не буду.
— Мы, черт побери, любим друг друга.
— Любим.
Губку отбросила в раковину, сосредоточившись на нашем разговоре.
— Тогда какого… — рычит недовольно, ругаясь себе под нос, — ты отказываешься от того, чтобы жить вместе?
— Егор, на это есть свои причины. Я не говорю тебе, что никогда не соглашусь с тобой жить. А просто говорю, что сейчас не могу. Сейчас, Егор! Дай мне время, пожалуйста, — умоляю его, желая, чтобы он услышал и понял меня.