Подари мне себя
Шрифт:
У меня тряслись поджилки, боязнь облажаться конкретно давила на меня, и казалось, что я каждый раз говорю что-то не то. Про себя же молилась, чтобы все получилось и меня, наконец, взяли на работу.
На негнущихся ногах вышла из клиники. Внутри я чувствовала опустошение, ничего не хотелось делать. Вообще уже ничего не хотелось. В глазах застыли непролитые слёзы, хотелось кричать на весь мир о несправедливости. За что со мной так поступают? Я ни в чем не виновата!
Ко мне сразу же подбежала Белова, которая, едва увидев выражение моего лица, поняла всё без слов, крепко меня обняла и прижала к себе. А я не выдержала, дала
— Почему так? — всхлипывала, сильнее обнимая подругу, ища в ней поддержку и спасение.
Подруга нежно гладила меня по спине и твердила, что всё будет хорошо, чтобы я не плакала, а оставалась сильной. Но я так устала быть сильной и каждый раз принимать от судьбы тяжелые удары.
Я же так надеялась, верила, что у меня все получится, что меня возьмут. Я с надеждой отчаянно цеплялась за этот шанс. Но… у меня не получилось.
— Давай мы тебя к Егору отвезем?
Все, что я могла сделать, это кивнуть.
Время еще было раннее, поэтому навряд ли он так быстро освободился. Но это к лучшему: мне не хотелось, чтобы Егор увидел меня в таком состоянии, сейчас мне хотелось разобраться в себе.
Сначала приведу себя в порядок, а уже потом стоит, наверное, с ним поговорить. Потому что… мне просто сейчас он нужен. Чтобы крепко-крепко обнял и сказал, что все будет хорошо.
Пока ехала в машине с девчонками, не проронила ни одного слова. Я смотрела в окно, но совершенно не видела, что там происходит, всё слилось в сплошную пелену мелькающих домов, деревьев, куда-то спешащих людей… Марина со Светой о чем-то переговаривались, периодически спрашивая, хорошо ли все со мной. Я только лишь кивала. Потому что разговаривать мне совсем не хотелось.
Просто лечь, свернуться калачиком и просто уснуть. Вот бы проснуться — а вокруг всё хорошо. Нет всех этих проблем и Шестинского, который все же выполнил свою угрозу. Но даже если бы я могла вернуться назад, в прошлое, и что-то поменять, — я бы оставила все так же. Ни капли не жалею, что выбрала Егора, а не медицину. Я всегда выбирала бы его.
Я счастлива, что встретилась с Егором, потому что он намного важнее и медицины, и всего остального.
В квартиру моего гонщика я заходила с опаской: боялась, что он дома и увидит меня в таком состоянии, и сразу же начнет расспрашивать. А мне следует сначала успокоиться и привести себя в порядок.
К счастью, мужчины не было дома. Поэтому, положив ключи на тумбочку, направилась в ванную, чтобы смыть следы потёкшей от слёз туши.
Когда лицо было чистое, без единого намека на косметику, я переоделась в домашнюю одежду и, спустившись вниз на первый этаж, решила прилечь и отдохнуть, пока нет Егора. Как раз успокоюсь, и от слез пройдёт отёк.
Прилегла и не заметила, как уснула.
Сквозь сон почувствовала прикосновения к моему лицу. Зажмурилась и медленно приоткрыла глаза, встречаясь с обеспокоенным взглядом Егора.
— Привет, — после сна голос оказался чуть хриплый.
— Привет, Соня. Поговорим?
Я кивнула, и Свободин поднялся — только сейчас я заметила, что он сидел на корточках прямо возле дивана. Сделал шаг в сторону кресла и уселся в него, устремляя на меня свой взгляд.
— Иди ко мне.
И я, не возражая, подчинилась. Встала и направилась к нему. Подошла вплотную, так, что мои коленки касались его. Он потянул меня к себе, и я забралась к нему
Мне так сейчас это было нужно. Его объятия, руки, что крепко меня обнимают, будто закрывают от всего этого страшного мира. И гонщик это чувствовал.
Егор тут же оплел руками мою талию, поудобнее устраивая меня у себя на коленях, и стал успокаивающе поглаживать меня по спине.
— Рассказывай.
Его голос был спокойный, монотонный. Но я чувствовала, что он злится и чем-то недоволен. Я провела ладонью по его груди, успокаивая, и начала рассказывать, как он и просил.
С каждым произнесённым мною словом я всё сильнее чувствовала, как Егор напрягается. Он продолжал обнимать меня, но плечи его стали каменными, а вены на руках вздулись.
Осторожно коснулась вздутых темных венок на руках моего мужчины. Нежно большим пальцем стала водить по ним. И стоило мне только закончить свой рассказ, как напряглась уже я.
— Соня, о чем мы с тобой ранее разговаривали? — покачал головой Егор, нахмурился.
— О том, чтобы мы все друг другу рассказываем, чтобы между нами не было никаких тайн. Чтобы доверяли друг другу.
— Хорошо. А еще что?
Я продолжала поглаживать его вены, но вот только смотреть на мужчину было стыдно. Сама понимаю, что нужно было все рассказать, а не отмалчиваться и носить все в себе. Но я, как всегда, старалась сделать как лучше.
— Чтобы я не держала все в себе.
— Да, но не это главное, Соня, — сделал паузу, схватил двумя пальцами за подбородок и повернул голову к себе, чтобы я смотрела на него. — Мне не нравится, что ты постоянно молчишь о своих чувствах и проблемах. Ничего мне не рассказываешь. Я говорил, что я твой мужчина, Соня! Я не мальчик, который не будет ничего делать, когда его любимой плохо. Я мужчина. Взрослый, самодостаточный мужчина. И я твой! Когда ты это уже поймешь?
— Егор…
— Помолчи, Соня, — покачал головой, перебивая меня. — Слушай меня. Мне не нравится, что ты постоянно все носишь в себе. Ничего не рассказываешь, что тебя тревожит и беспокоит. А я хочу об этом знать. Если я не знаю, тогда что я за мужчина? И ты из-за того, что у тебя нет денег, отказалась со мной жить? Я правильно тебя понял? То есть из-за своих тараканов и того, что ты не хочешь, чтобы я тебя содержал, ты отказалась со мной жить? Это несмотря на то, что мы и так с тобой живем вместе, спим.
— Да.
— А теперь объясни мне нормально свою позицию.
Егор не выпускал из захвата мой подбородок, продолжая так держать, чтобы я не отворачивала лица, а смотрела на него.
— Я не хочу, чтобы ты меня содержал.
— Ты содержанка? Нет, Соня, — тут же ответил на свой же заданный мне вопрос. — Ты моя девушка. Мы живем вместе. И я должен и хочу тебя содержать. Чтобы у тебя все было, и ты ни в чем не нуждалась. Я правильно объясняю?
— Да.
— Молодец. И чтобы я больше этого не слышал. Завтра же ты переезжаешь ко мне. Я не приму никаких отказов. Я твой мужчина, Соня! Твой! Вбей это себе в голову и не забывай об этом никогда, — он отпустил мой подбородок, но затем обнял и вновь притянул к себе, поцеловал в макушку. — А из-за работы не расстраивайся. Оно совершенно того не стоит. Они просто не знают, какого замечательного работника потеряли. Ты у меня самая лучшая!