Подари мне семью
Шрифт:
– Куда собралась?
– Гулять.
Отвечаю небрежно и пулей выскакиваю во двор следом за Митей до того, как мама учинит мне форменный допрос с пристрастием. Перевожу дыхание. Неосторожно грохаю калиткой. И щурюсь от яркого солнца, слепящего глаза.
А за воротами простирается другой мир. С черной знакомой ауди, поблескивающей хромированными дисками. С упоительным ароматом сирени, ударяющим в ноздри. С облокотившимся о капот Лебедевым, насвистывающим какую-то незатейливую мелодию.
Пространство между
В белой тенниске с расстегнутыми верхними пуговицами, в потертых синих джинсах, в светло-коричневых авиаторах он выглядит до безобразия стильно и магнетически. Так, что мне приходится напоминать себе, что передо мной стоит несвободный мужчина, вдребезги расколошмативший мое сердце.
И вовсе он не привлекательный. Посредственный. Чужой.
– Здравствуй, Кира. Привет, чемпион.
Не догадываясь о терзающих меня противоречиях, Лебедев протягивает букет из самых обыкновенных ромашек, обезоруживающе улыбается и словно ждет того момента, когда я заберу цветы и начну отрывать лепестки, бормоча пресловутое «любит – не любит».
– Здравствуй, Никит.
Справившись с хлынувшими сквозь пробоину в плотине эмоциями, высекаю сипло и отмираю, стоит Маришке выскользнуть из машины и двинуться прямиком ко мне.
– Здрасьте, тетя Кира.
– Привет, милая.
Откашлявшись, я раскрываю объятья, безотчетно треплю малышку по макушке и спешу представить ее сыну.
– Это Митя, мой сын. Митя, это Марина – племянница дяди Никиты.
– Приятно познакомиться.
Кивнув, произносит мой медвежонок и в несколько шагов перемещается к Лебедеву, пока я привыкаю к новым вводным и стараюсь не думать о том, что на моем месте должна была быть Дарья.
Это она должна была идти с Никитой по тропинке небольшого заброшенного парка. Она должна была любоваться гладью заросшего пруда и сетовать на то, что не взяла хлеб, чтобы покормить уток.
Мне же стоило забаррикадироваться в спальне, отключить телефон и не высовывать носа на улицу.
– Как прошла встреча с немцами?
– Прекрасно. Приняли наши условия, подписали контракт и улетели в свой Мюнхен.
Сообщает Никита, притормаживая рядом с облупившейся скамейкой. Прочесывает шевелюру пятерней, стаскивает очки и убирает их в нагрудный карман.
Что-то странное транслирует. Раздает трескучие разряды, от которых тело охватывает дрожь, кости плавятся, а мышцы превращаются в подтаявшее желе. Да и я сама сейчас похожу на вязкий липкий кисель.
Дышу с перебоями. Функционирую аномально. Не могу отклеить распухший язык от раскаленного нёба.
– Ты хорошо поработала. Молодец.
Зато у Лебедева и с речью, и с моторикой
Впитываю чужое предательское тепло и с явным сожалением прерываю контакт.
– Не надо, Никита. Не надо.
Отступаю назад. Мысленно отчитываю себя. И разворачиваюсь, убегая к детям. Только жжение между лопаток не исчезает, как бы я не увеличивала разделяющее нас с Лебедевым расстояние.
Глава 19
Никита
Ничего интимного не подразумеваю.
Просто поддаюсь очарованию момента. Забываю о шелухе, оставшихся в городе проблемах. Инициирую невинный контакт.
С мальчишеским восторгом очерчиваю Кирины упрямые скулы. Вслушиваюсь, как пульс разгоняет стремительный бит. И едва сдерживаю вздох разочарования, когда Кира отшатывается.
Испуганным олененком срывается с места. Мчится к пруду, у кромки которого о чем-то оживленно болтают Митя с Маришкой. А я не могу заставить себя перестать смотреть на острые лопатки, скрытые под полупрозрачной тканью.
Сглатываю. Следую за ней, как привязанный. Возобновляю касание с маниакальной настойчивостью.
Опускаю ладони на ее хрупкие плечи. Наблюдаю за тем, как мурашки обсыпают молочную кожу.
– Ты замерзла?
– Нет.
Отвечает негромко Кира и отвлекается на детей, облепляющих ее с обеих сторон. Маришка доверчиво жмется к ее бедру и рассказывает о мастер-классе по рисованию, на который я водил ее пару дней назад. Митя играется с дельфином на браслете, висящем у Киры на запястье.
В общем, между нами воцаряется такая идиллия, что я не замечаю, как проносится время. Хочется бесконечно вдыхать запах Кириных духов, смотреть, как бьется жилка на ее шее, и слушать, с каким запалом Митя отзывается о тренировках, по которым скучает.
– Поздно уже. Пора возвращаться.
Возведя глаза к небу, произносит Кира, и я вздергиваю подбородок вместе с ней. Закатывающееся солнце касается кромки горизонта, подсвечивает малиновыми бликами водяную гладь, малюет на ней волнистые полосы.
– Пойдем.
Соглашаюсь без особого энтузиазма – жалко прощаться с этим уютным мирком для нас четверых. Жалко отдаляться от пруда. Жалко отпускать Киру и продолжать хранить молчание о том, что Митя – мой сын.
– Завтра приедешь на работу или еще нужен отгул?
– Приеду. Медвежонок побудет с родителями.
Тормозим неподалеку от ворот. Приклеиваюсь взглядом к ромашкам в Кириных руках и ловлю себя на мысли, что хочется завалить ее цветами. Засыпать подарками доверчиво косящегося на меня сына. Хоть так компенсировать свое многолетнее отсутствие в их жизни.