Подари мне семью
Шрифт:
Не урод, в общем.
Закончив с первичным сбором информации, я делаю два шага вперед и сосредоточиваюсь на Ильиной. Набираю в легкие воздуха и открываю рот, намереваясь сломать чужие планы на вечер, но Кира перебивает.
– Нет, Лебедев.
– Да, Ильина.
Сцепляемся взглядами. Ведем бой и покрываем друг друга прицельным огнем, пока бедолага-Григорьев растерянно озирается по сторонам и ровным счетом ничего не понимает.
Щелчок. Выстрел. Контрольный.
Первой сдается Кира. Вдыхает шумно,
– Ну, как так, Никит, а? Сегодня же пятница.
– Скажи это генеральному «Дельты», собравшемуся завтра отчалить в командировку на неопределенный срок. Они нас и так два месяца мариновали, не хочется контракт упускать.
– Перенести никак, да?
– Никак.
Отрицание. Торг. Принятие.
– Хорошо.
Обреченно соглашается Ильина, и тут отмирает ее Ромео. Мнет листья роз сильными пальцами, складывает, наконец, два и два и выдает недовольное.
– Кира, что здесь вообще происходит?
– Прогулка отменяется, Паш. Нам с Никитой нужно ехать к партнерам, чтобы заключить договор. Извини.
Поднявшись на цыпочки, Кира целует парня в щеку и забирает у него цветы, чтобы поставить их в воду. А у меня что-то колючее, горькое, едкое начинает ворочаться за грудиной при виде этой картины.
Нет, я не думал, что Ильина жила монахиней все это время после нашего разрыва, но смотреть на них с Ромео, на удивление… неприятно.
До покалывания в пальцах неприятно.
– Как освободишься, позвони. Я заберу, – пытается спасти остатки испорченной романтики Павел.
Бесполезно.
– Не нужно. Я сам ее отвезу.
Повесив пиджак на спинку рядом стоящего стула, я опять опережаю не особо соображающие мозги и скрещиваю на груди руки. Готовлюсь к словесной, а, может, и физической дуэли. Пространство между нами стремительно накаляется и искрит.
В воздухе, кажется, разряды летают. Кинь спичку – полыхнет.
Но не полыхает. Кира трогает Григорьева за локоть, еще раз извиняется и обещает перезвонить на выходных. Молчит, пока он широким шагом пересекает коридор. Волосы нервно взбивает. И пришпиливает меня вопросом к стене.
– Вот зачем, Лебедев?
– Что зачем?
– Уровнем тестостерона решил помериться? Ты один раз уже чуть не разрушил мою жизнь. Мало тебе? Мало?
Приближается, бросая обвинительно. Воздух таскает шумно. Лупит кулаками по моей груди. Гнев выливает.
У меня же внутри что-то коротит. Ломается механизм. Не двигаюсь.
– Прости.
Стряхиваю неловко оцепенение. Сгребаю ее в охапку. Обнимаю.
Чувствую себя последним подонком. Может, у нее и, правда, давным-давно все наладилось, любит она этого Павла и замуж за него собирается? А я лезу в их личный мирок в грязной обуви.
Урод, как есть.
– Прости.
Высекаю хрипло. Держу ее крепко. Аккуратно своим подбородком ей в макушку упираюсь.
Бурю вместе пережидаем. Штормит Киру знатно. Да, и меня прилично потряхивает. По телу прокатывается волна озноба, в жар превращается. Судорогой сводит конечности.
Какое-то идиотское окончание дня.
– Ладно, забыли.
Отклеившись от меня, произносит Кира. Осторожно смахивает слезы с ресниц. Направляется к столу. Складывает бумаги в портфель.
А я, как дурак, на нее засматриваюсь.
Хрупкая. Ранимая. С острыми лопатками, которые угадываются под тканью рубашки. С выпирающими ключицами. С тонкими изящными лодыжками.
– Ну, что, поехали?
Возвращаю мысли в рабочее русло. Еще пару минут, и начнем опаздывать.
– Поехали.
На стоянку, где припаркована моя Ауди, спускаемся в тишине. Так же молча размещаемся в салоне. Привыкаем друг к другу заново.
Я завожу двигатель, включаю негромко радио, чтобы чем-то разбавить этот ледяной вакуум. Плавно трогаюсь и сосредотачиваюсь на дороге. Маневрирую аккуратно и не жду, что Кира заговорит первой.
– А с чего ты решил, Лебедев, что так хорошо меня знаешь? Может, я не розы люблю, а пионы?
Произносит ехидно. Постукивает ногтями по подлокотнику. Издевается.
– А, может, я вообще теперь цветам предпочитаю гамбургеры и картошку фри?
– Раз так, значит заскочим в Мак после переговоров.
Чеканю твердо и сильнее стискиваю руль, попутно косясь на Ильину, которая расплывается в несмелой улыбке. Такой, от которой становится светлее вокруг и все начинает петь.
Сам не замечаю, как уголки моих губ тоже ползут вверх. Настроение выправляется. О недавнем инциденте на фирме вспоминать не хочется.
К офису «Дельты» мы прибываем ровно в назначенный срок. Минуем систему охраны, достойную президента, и в сопровождении вежливой секретарши попадаем в просторный кабинет с панорамными окнами.
Вид на вечернюю Москву открывается великолепный. Думается, протяни руку – сможешь потрогать облака. Пушистые, предзакатные, перистые. Скользящее по небосводу солнце окрашивает их в приятный желто-оранжевый цвет.
– Здравствуйте, Антон Юрьевич.
– Ну, привет, Никита Сергеевич и…
– Кира. Можно, просто Кира.
Гордин, подтянутый мужчина лет пятидесяти, уверенно жмет мне ладонь, галантно целует Кире запястье и указывает на два громадных кресла из коричневой кожи.
Сам занимает место напротив и лукаво щурится.
– Очаровательная у тебя спутница.
– Мой новый юрист.
Сообщаю с необъяснимой гордостью и не отказываюсь от кофе, пока Кира закапывается в бумажки. Проверяет все до последней запятой, сосредоточенно закусывает нижнюю губу и спустя десять минут возвращает мне листки с коротким «можно подписывать».