Шрифт:
Мария Северская
Подари мне выпускной!
Сегодня у Даши снова не было никакого желания куда-либо идти. Особенно в школу, особенно на еженедельную субботнюю дискотеку. Снова видеть все эти лица, улыбаться, когда хочется плакать, танцевать, когда силы есть только на то, чтобы стоять у стены и смотреть, как двигаются другие.
Другие… Например, Лика и Антон. Антон… Ее Тошка… Нет, уже не ее.
Даша смотрела в окно – в сизые, наполненные ароматом свежей, только распустившейся листвы и шорохом шин проезжающих автомобилей весенние сумерки, а ее рука, словно сама собой, выводила на белом альбомном листе узоры из ломаных линий.
Она ждала родителей. Скоро они должны были прийти: отец еще сорок минут назад отправился к метро встречать с работы маму. Вернутся, наверно, как всегда, веселые, у мамы в руках обязательно будет букет ее любимых желтых тюльпанов – отец покупает их при каждом удобном случае. А может, заглянут по дороге в какое-нибудь кафе, да хоть в ту же вечную «Якиторию» на углу проспекта. Сядут за столик, отец достанет из кармана пиджака мобильник и наберет Дашин номер, скажет: давай, мол, к нам, без тебя ужинать не будем.
И придется ей спешно собираться, вместо домашнего костюма натягивать джинсы и свитер – или что там со вчерашнего дня висит в быстром доступе на спинке стула, – собирать волосы в косу и бежать к ним.
Раньше она любила такие форс-мажоры. Особенно весной, когда мир только просыпался и в воздухе жило ожидание чуда. Идти по старинным переулкам большого города, разглядывая фасады домов, улыбаться встречным прохожим, чувствовать спиной, как оборачиваются вслед парни и мужчины постарше, окунаться в атмосферу за много лет ставшего уже родным ресторана, шутить с родителями, смаковать любимые роллы и суп из сладкой кукурузы.
Но то было раньше. Теперь Даша разучилась получать удовольствие и от прогулок по городу, и от неизменного внимания
В замке заскрежетал ключ, в прихожей послышались легкие шаги мамы – цокот каблуков по паркету – и тяжелые – папы: едва переступив порог, он сразу же снимал свои ботинки на толстой подошве – не расшнуровывая, а попросту наступая носком одного ботинка на пятку другого, за что каждый раз его ругала мама, но беззлобно, с любовью.
– Дашка, ты дома? – пророкотал отцовский бас.
И тут же за ним звонкий, словно серебряная проволока – каждый раз почему-то приходило именно это сравнение, – голос мамы:
– А мы думали в «Якиторию» зайти, тебя позвать, но в итоге решили поужинать дома. Можно же и на дом заказать, правда?
– Конечно, – послушно отозвалась Даша, появляясь в просторной прихожей.
– Ты чего босиком? – возмутился папа. – Ну-ка, брысь с холодного пола, простудишься!
Девушка вернулась в свою комнату – там, под письменным столом, в самом дальнем углу, притаились тапки.
Пока ползала по полу, извлекая обувку, отец прошел к ней, поставил на стол что-то тяжелое.
– Мы тебе новый цветок купили, – сообщил он. – Очень красивый. Называется фуксия. Цветет обалденно! А это что за абстракция?
Даша высунула голову из-под столешницы. Отец вертел перед глазами альбомный листок с ее каракулями.
– Да это так, машинально начертилось, – сказала она, отряхивая брюки на коленях.
– Ясно, – вздохнул папа. – Бывает.
Девушка заглянула через его плечо. В переплетении ломаных тонких и жирных линий явственно просматривалось имя: Антон.
Они были вместе уже год. Вернее, год должен был исполниться 31 декабря – именно в новогоднюю ночь Тошка признался ей в нежных чувствах. И это, без преувеличений, было самое лучшее время в жизни Даши. Самое яркое, чудесное, пронизанное волшебством огромной, как мир, взаимной их любви.
Они даже не поссорились ни разу за этот год. Так, спорили иногда, но это ведь у всех случается. Везде вместе – вдвоем, вернее, втроем: к ним часто присоединялась Дашина лучшая подруга Лика. У нее парня не было, да она вроде никогда и не хотела с кем-либо встречаться.
Почти все лето протусовались в городе. Даша уезжала с родителями в Европу на три недели, и за эти три недели безумно соскучилась и по Тошке, и по подруге. Затем начался новый учебный год – их последний год в школе. И снова троица была неразлучна.
Даше казалось, так будет всегда. Она и Тоша. Она и Лика. Даже то, что все собирались поступать в разные места, не виделось ей препятствием. Подумаешь, будут встречаться после учебы! Может, и Лика наконец отыщет парня своей мечты, и тогда их компания увеличится на еще одного члена.
Этот Новый год они собирались провести вместе. Ликины родители уезжали в другой город к родственникам, да и Тошкины тоже вроде куда-то хотели пойти – то ли в ресторан, то ли в клуб. У своих Даша отпросилась.
Уже даже наряд на новогоднюю ночь приготовила, туфли достала, когда пришло известие: с бабушкой плохо – подхватила где-то воспаление легких, теперь лежит с высокой температурой. Дед с ног сбивается, испереживался весь, того и гляди сам свалится.
Мама поехать не смогла: у нее ведь работа, какой-то там срочный, очень денежный проект – фирму ни на кого не бросишь. Папа остался с ней – он вообще без нее словно не существует, это Даша давно заметила.
Пришлось ей спешно собираться и ехать в деревню под Кострому. В итоге все каникулы вместе с дедом выхаживала бабушку да по хозяйству помогала. В Москву вернулась, уже когда учебная четверть началась.
И первые дни все было как всегда, но только первые дни.Лика позвонила Даше во вторник вечером, в десять. Обычно по вторникам она подругу не дергала – знала, что у той подготовительные курсы, после которых она поздно освобождается.
– Слушай, мы можем сейчас встретиться? – спросила Лика.
– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась Даша.
– Случилось, – как-то неуверенно произнесла подруга. – Но ты не переживай, – тут же зачастила она, – ничего страшного.
– Может, тогда завтра расскажешь? – предложила девушка.
– Нет, давай все-таки сегодня. Я у тебя много времени не отниму, – настаивала на своем Лика. – Ты во сколько дома будешь?
– Минут примерно через сорок, – сообщила Даша.
– Тогда я к тебе забегу. – Не дождавшись ответа подруги, Лика положила трубку.
Через час они сидели в Дашиной комнате. На улице мела метель. Снег лепился к стеклу, на подоконнике намело уже изрядный сугроб.
Даша думала о том, что, придя домой, не успела смыть косметику, поэтому, если она сейчас заплачет, тушь потечет по щекам черными ручейками – ужасно некрасивое, да и жалкое зрелище. Благодаря этому и держалась.
– Да пойми ты, мы давно уже любим друг друга! – напирала Лика. – Не знали только, как тебе сказать. Антон все порывался, да не выходило. Не мог он тебе больно сделать.
– А ты, значит, можешь? – чуть слышно пробормотала Даша.
– Даш, ну перестань! – Подруга разве что на колени не встала – смотрела так умоляюще, что Дашино сердце готово было разорваться. Или это оно оттого, что двое ее самых близких людей, не считая родителей, оказались предателями? – Ничего же страшного не происходит! Такое случается. Сама же знаешь, сердцу не прикажешь. Сильными чувствами управлять невозможно, вот мы и не смогли. А даже если бы и сумели, все равно бы рано или поздно не выдержали. Да и нечестно это.
«А отбивать любимого у лучшей подруги – это честно?» – хотела спросить Даша, но слова застряли в горле.
Перед глазами одна за другой возникали картинки ее прошлой жизни. Вот они с Ликой рядом стоят на линейке первого сентября. На Ликиной голове огромный белый бант, а в ее руках букет из семи дачных гладиолусов. Именно на этой линейке они с Дашей и познакомились. И в школу пошли уже вместе, и за одну парту сели. Да так и просидели все школьные годы.
Вот они лежат на песчаном пляже на берегу Волги – недалеко от деревни, где живут Дашины бабушка и дед. Подруги приехали к ним в гости на пару летних недель. Им лет по четырнадцать. Лика еще несуразный, неуклюжий подросток, а Даша – уже красивая молодая девушка, и нет ни одного местного парня, который, хотя бы тайком не бросил на нее мечтательного взгляда.
Вот они сидят на качелях на детской площадке во дворе Ликиного дома. Качели взлетают к небу – высоко-высоко, и кажется, того и гляди сорвутся и унесутся в безбрежную высь.
Вот отмечают Дашин пятнадцатый день рождения: из гостей только Лика – самая лучшая, самая преданная подруга…– Я не хотела, чтобы так получилось… – Лика уже чуть не плакала. – Но не могли же мы сидеть каждый у себя дома, раз тебя нет! Вот Антон и пришел.
Даша представила, как эти двое сидят за накрытым столом: перемигивающиеся разноцветные огоньки елки, мягкий свет свечей, льющаяся из колонок музыкального центра музыка…
Как все произошло? Он пригласил ее на танец, а затем поцеловал? Или она сама подсела поближе, взяла за руку?
– И потом, не очень-то он тебе и нужен был… – Голос подруги сорвался, она всхлипнула. – Разве не так? Ты вечно занята. То у тебя курсы, то с родителями куда-то идете. А Антон скучал! Ему порой даже поговорить не с кем бывало! – Из ее глаз уже катились слезы. – Так он мне звонил. Мне! Парню, Даш, время надо уделять. Много времени, понимаешь?
– Понимаю, – кивнула она.
А ей казалось, они все время вместе. И в школе, и после. Ну да, у нее курсы подготовительные, но ведь и Тошка на них ходил – в свой институт. Это Лика решила, что поступит так, не занимаясь, что называется, «на дурачка». В выбранный ею институт и конкурса-то как такового нет. А коли не поступит, не страшно. Она всегда хотела жить самостоятельной жизнью, от родителей переехать, квартиру снять. Вот и устроится на работу.
– Он сначала был сильно в тебя влюблен, – продолжала Лика. – Крышу буквально сносило – это он мне сам рассказал. На седьмом небе парил от счастья, когда ты согласилась с ним встречаться. Но ему хотелось других отношений, более близких, более нежных, что ли. А ты холодная, как ледышка! Принципы эти твои дурацкие: целоваться в общественных местах нельзя, обниматься на переменах – ни-ни! Тут кто угодно взвоет и на сторону смотреть станет. Но Антон не такой. Он был тебе верен, даже несмотря на то, что ему уже давно хотелось со мной быть.
– Давно – это сколько? – задала дурацкий вопрос Даша. И в самом деле, какая ей разница, когда это началось, если итог один?
– С лета еще. – Лика наконец немного успокоилась, вытерла слезы. Вот уж кто не боялся, что у нее тушь потечет.
– А ты? – Даша смотрела на подругу и видела ее будто впервые.
Лика никогда красотой не блистала, особенно рядом с яркой и заметной Дашей. Обычная девчонка: голубые глаза, тонкие светло-русые волосы, личико – словно лисья мордочка: острый подбородок, чуть курносый нос. Симпатичная, да, но далеко не красавица. Из ее несомненных плюсов – легкий, словно воздушный шарик, характер. Дашина мама всегда говорила, что Лика в любую компанию впишется, со всеми найдет общий язык. Она понятная, Лика, вся напоказ. Если ей плохо – плачет, хорошо – смеется. Даша всегда была уверена, что подруга и врать-то не умеет, вернее, не способна: захочет соврать – не сможет, все на лице будет написано.
– Я с девятого класса его люблю, – проговорила Лика, и Даша невольно вздрогнула.
– Почему же мне не сказала?
– Зачем? – пожала плечами подруга. – Тогда у меня не было шансов, Антон смотрел только на тебя. Он и меня воспринимал не как человека, а как бесплатное приложение к тебе.
«Получается, она мне все это время завидовала? – подумала Даша. – И к нам норовила поближе держаться, чтобы рядом с ним быть, а вовсе не со мной».
От этих мыслей внутри разливалась раскаленная, все сжигающая на своем пути лава.
Какой же дурой была она – Даша! Поверяла подруге все секреты, рассказывала о том, как развивается их с Тошкой роман, в подробностях, во всех этих ахах и вздохах! И Лика тоже хороша – ей же было безумно больно слушать! Может, она скрытая мазохистка?
– Ну пожалуйста, Даш, – тем временем ныла подруга, – не сердись на нас. Вот увидишь, ты немного остынешь, подумаешь, и все покажется не таким ужасным. Мы с Антоном очень тебя ценим и не хотим потерять. Ты же наш друг! А парня другого ты себе легко найдешь, ты же такая красивая!
Даша потерла виски. Там, под пальцами, бешено пульсировали налитые кровью вены, и от них распространялась боль по всей голове – в ритме той же пульсации: спазм, спазм, спазм.
Что все так напирают на эту красоту? Хорош аргумент! Послушать Лику, так Дашина красота – стопроцентный залог счастья. И парня-де она легко найдет другого. Как будто парень – что-то сродни прохудившимся носкам: износились – выкинула, другую пару купила. Словно Даша – какое-то бездушное существо, не способное на человеческие чувства и эмоции.
Но не станет же она сейчас говорить Лике, как сильно любит Антона, что жизни без него представить не может, что умрет, если он ее бросит… Уже бросил…
Эта простая истина пока не доходила, казалась нелепым розыгрышем, проверкой на вшивость.
«Может, это Тошка подослал Лику таким чудовищным образом испытать силу моих чувств?» – вскользь подумала девушка.
Мысль возникла в голове и тут же рассыпалась на мелкие кусочки под очередным, сминающим все на своем пути ударом боли.
– Лик, – простонала Даша, – у меня голова зверски болит. Давай потом поговорим.
Подруга что-то еще пыталась сказать, но Даша ее уже не слышала – оттесняла в сторону выхода из комнаты, дальше по коридору, до входной двери. И пока Лика застегивала сапоги, наматывала шарф и пыталась попасть в рукава своей модной короткой шубки, стояла, привалившись боком к стене, боясь упасть.
– Мы же все еще друзья? – допытывалась подруга, заглядывая Даше в глаза.
Та поняла, что ей говорят, лишь с третьего раза. Кивнула – только бы ушла уже, только бы не видеть ее участливого личика.
Наконец, дверь за Ликой захлопнулась, и Даша, зажимая ладонью рот, бросилась в ванну. Тошнота накатила внезапно. Девушка стояла над раковиной, и ее выворачивало наизнанку, словно она сама была старой перчаткой или тем же носком, который, чтобы начать штопать, обязательно надо вывернуть.
Когда все закончилось, Даша опустилась на застеленный банным ковриком пол и прислонилась затылком к холодной, отделанной плиткой стене. По ее щекам, затекая в нос и рот, по подбородку потоком катились слезы, смывая тушь, пудру и даже перламутровый блеск для губ. Теперь уже было все равно.И потянулись бесконечные, серые, похожие один на другой дни.
Сперва было утро, когда Даша открыла глаза и не сразу вспомнила вчерашний разговор с Ликой. Лежала пару минут в счастливом неведении, а после одномоментно осознала: все, конец! Так, как было раньше, уже никогда не будет.
В тот день она не смогла заставить себя пойти в школу. Отец так и нашел ее – лежащей, сжавшись в клубок, в кровати, прижимающей к лицу глушащую рыдания подушку.
Он всегда понимал ее без слов, вот и тогда просто молча притянул к себе, обнял, как маленькую, и ждал, пока у нее не закончатся слезы. Она сама не заметила, как рассказала ему все, до конца, но не услышала его оценки происшедшего. Отец думал.
Потом они пили на кухне крепкое горячее какао со специями, приготовленное отцом, и Даше казалось, что весь этот кошмар ей всего лишь приснился. Затем снова накатила реальность и полное ее осознание – и так волнами: то ощущение невозможности того разговора с Ликой, то понимание: он был, и никуда от этого не сбежать.
Вместе решили, что Даша возьмет больничный на неделю – чтобы прийти в себя, хоть немного научиться жить с этим новым знанием: что она больше не нужна, ее предали, бросили, как старую, вышедшую из употребления вещь.
Пришедшая вечером домой с работы мама отцовского решения о больничном не одобрила, но, увидев дочь, свое мнение переменила – уж очень жалко и потерянно Даша выглядела.
Они ходили в ее комнату по очереди – мама и отец. Мама все пыталась завести разговор о случившемся, уверенным и нарочито веселым голосом доказывала, что вот и хорошо, что все выяснилось, что это вовсе не Даша должна рыдать, а этот глупый Антон, и вообще, послушать ее, так потеря весьма сомнительная, не стоящая таких нервов. Ну что он представляет из себя – этот мальчишка? Ни таланта, ни будущего, ни смелости – надо же, подослал вместо себя свою новую пассию, а должен был сам сообщить о том, что любит другую! Трус! Да Даша, если захочет, еще тысячу таких Антонов себе найдет!
Но Даша не хотела…
Папа о случившемся молчал. Он приносил дочери всякие вкусности, новые интересные книги, плюшевых зверей. Рассказывал смешные истории, заставляя ее невольно улыбаться, обсуждал с ней свои новые задумки для будущих картин. Он тоже, как и мама, всеми возможными способами говорил ей: жизнь продолжается. И Даша понимала это – головой, а сердцем все никак не могла уяснить, как жить дальше.
В какой-то из дней пришла эсэмэска от Антона: «Прости меня, я не хотел сделать тебе больно. Ты мне очень дорога, но люблю я Лику. Надеюсь, у тебя все в порядке. Выздоравливай».
После этой эсэмэски у Даши не осталось уже никаких сомнений в том, что они больше не вместе.
Лика звонила каждый вечер – на мобильник. На городской избегала: видимо, боялась гнева скорой на расправу Дашиной мамы. Даша трубку не брала. Подруга закидывала ее сообщениями в стиле: «Нам тебя не хватает, когда уже ты выздоровеешь, без тебя скучно». Они тоже оставались без ответа.
Даша не могла решить, как вести себя с этими двоими. У нее в одночасье не осталось никого, кроме родителей: ни любимого парня, ни лучшей подруги. Другими друзьями она не обзавелась – одноклассницы откровенно ей завидовали из-за красоты, одноклассники воспринимали исключительно как объект их мужского внимания. Так было всегда, даже в то время, когда она встречалась с Антоном. Его, надо сказать, такое положение вещей жутко бесило.
Даша же относилась к повальной в нее влюбленности спокойно, как и к своей внешности. Главное ведь не то, как человек выглядит, а то, что у него в голове и в душе. Это внушали ей с детства родители, и она была согласна на сто процентов.
Даша привыкла к своему отражению в зеркале и, признаться, не видела в нем ничего такого уж особенного. Да, у нее чистая, фарфоровая кожа, высокий лоб, правильные черты лица, вьющиеся пышные темно-каштановые волосы до талии, которые она неизменно собирает в тугую толстую косу, светло-серые, почти серебряные глаза – такие же, как у отца. И сама она при росте метр семьдесят кажется миниатюрной, хрупкой, запястья и щиколотки тонкие, изящные.
Они очень гармонично смотрелись вместе с Антоном – он-то высокий, широкоплечий, светловолосый. Ей казалось, они прекрасно дополняют друг друга…
Даше неоднократно прочили карьеру модели, на улицах да и шапочные знакомые часто спрашивали, где она снимается. Девушка на такие вопросы неизменно кривилась. Ее раздражало, что все считают, будто обложка глянцевого журнала или подиум для красивой девушки – это предел мечтаний. Сама она собиралась пойти по маминым стопам: стать архитектором или дизайнером, проектировать новые дома или создавать красивые, радующие глаз вещи. Но теперь и эта мечта не внушала оптимизма, словно прекратила быть мечтой.
Все-таки в школу пойти пришлось – через десять дней, которые Даша практически сплошняком провела лежа в кровати. Мама даже уже хотела отвести ее к психологу, но вмешался отец, сказал, что дочь справится сама, нужно только время. Он почему-то всегда психологов не любил.
Конечно, первые дни в школе были кошмаром. Невероятных усилий стоило вести себя как обычно, хотя то и дело при взгляде на Антона на глаза наворачивались слезы, особенно когда она видела Тошку и Лику целующимися где-нибудь в коридорах. Уж Лика-то прилюдно проявлять свои чувства не стеснялась.
Эти двое общались с ней так, словно ничего не произошло. Лика, едва увидев подругу, пришедшую после болезни, бросилась ей на шею и повисла, словно обезьяна на дереве. Даша сперва даже обалдела от такой наглости, но никак это не показала.
Антон тепло так улыбнулся, поинтересовался, как она себя чувствует, все ли у нее в порядке, чем занималась во время болезни. Даша пробормотала что-то невнятное в ответ, постаралась быстрее свернуть разговор, отодвинуться от него на как можно большее расстояние.
Жаль, пересесть от Лики за другую парту не вышло – все места были заняты. Пришлось мириться с неприятным соседством. А подруга все уроки подсовывала Даше записочки и вся прямо светилась.
«Ты же не злишься на меня?» – вопрошали Ликины счастливые глаза, и Даша понимала, что не злится. Совсем. Тут другое. Непонимание, наверное, а еще интерес и брезгливость одновременно. И тупая, ставшая уже привычной боль.
Несмотря на то, что Даше хотелось вычеркнуть Лику и Антона из своей жизни, забыть о них, словно их и не было никогда, не получилось. Они даже общаться не перестали. Сложно не общаться со своими собственными одноклассниками, особенно если они сами набиваются тебе в друзья.
И все было как будто по-прежнему, не считая небольшой рокировки. Раньше Антон был парнем одной подруги – теперь стал парнем другой. Роли поменялись. Третьим лишним стала Даша.