Подарок для Мажора
Шрифт:
Диван… Наш диван! Диван был сложен! Рядом с ним, на игровом коврике был разбросан конструктор. Посреди комнаты стоял столик для кормления и ходунки. У ёлки возвышались разноцветные коробки, перетянутые перламутровыми лентами. На моём отвоёванном столике, по соседству с моим ноутбуком, отыскались самые разные игрушки. И…
— А где наши вещи? — переглянулась с дочерью и пошла обходить каждый угол.
Долго мы с ней так ходили, пока Мажарский не вышел из кухни и не сказал:
— Чёрт…
— Паша, а где всё?
Я обернулась и всмотрелась в, казалось,
— В комнате. Прости, забыл предупредить. Давай я пока раздену Вику, а ты иди переодевайся.
— В какой комнате? — ошарашенно выдохнула я, едва устояв на месте.
Никак Паша совсем уже рехнулся и переселил меня в свою спальню?!
— Пока что не в моей, Маркова. — весело хохотнул он. — В соседней всего лишь.
Я хоть и вздохнула с облегчением, но всё равно мне не очень понравилось происходящее. Получается, какие-то чужие, абсолютно посторонние люди трогали наши с Викой вещи. Как минимум собирали их и переносили. Да и вообще мне нравилось жить в гостиной. Ноутбук под боком, дочь под боком, кухня рядом. Чем плохо было?
— Ладно. — отыскав в себе остатки терпения, я передала дочь её отцу и несмело двинулась туда, куда меня, грубо говоря, послали.
Толкнула дверь рядом со спальней Мажора и осмотрелась. Без включённого света спальня ничем особенным не выделялась. Большая кровать, манеж рядом с ней, красивая, развешенная, на окне гирлянда, кусок, кажется, стола…
И чего я боялась?
Вошла и быстро отыскала выключатель справа от двери. Свет вспыхнул, а я тут же уткнулась взглядом в дальний угол стола. Моя косметика, расставленная там, заставила ещё больше напрячься.
Уж не знаю, чего Паша хотел добиться, но моё настроение стремительно приближалось к критической, низкой отметке.
Мало того что нас выселили из гостиной, где мне, откровенно говоря, было очень удобно… Мало того что посторонние люди трогали наши с Викой вещи, они их ещё и разобрали…
— Не нравится? — раздался позади голос Мажарского.
А мне не нравилось. Вот нисколечко не нравилось!
— Тебе не кажется, что это перебор? — обернулась и, встретившись взглядом с его прищуренными глазами, шумно сглотнула.
— Почему?
Возможно, если бы у него на руках не было моей дочери… нашей дочери, я бы смогла устроить сцену обиженной и оскорблённой, но Вика мне счастливо улыбалась… Или не мне, а гирлянде за моей спиной?
— Ты выгнал нас из гостиной. — растеряв всю решительность, проворчала я. — Наши вещи трогали чужие люди. Они в них копались, разглядывали, пересматривали, расставляли… Мне не нравится такое. Совсем не нравится.
— Хорошо, я тебя понял. Это всё? — переменившись в лице, отозвался Мажарский.
«Обиделся, что ли?» — тревожно забилось в моей голове.
— Нет. — я покачала головой и, стараясь игнорировать напряжённое, мужское лицо, призналась ещё кое в чём. — Под ёлкой подарки. Это не честно.
— Кхм… И что же в этом нечестного?
Я растерялась. Было странно объяснять кому-то, что меня обижают подобные жесты.
— Ты о них подумал, а я
— Если тебя это успокоит, то часть содержимого тех коробок, то, что мы вместе вчера купили. Если не успокоит, привыкай. — он ухмыльнулся, казалось, расслабленно и беззаботно. — К тому же, подарков для тебя там нет. Твой подарок в тумбочке. Ну и в шкафу.
— В каком это смысле… привыкай? — вовсе растерялась я.
— В прямом. Такой вот мой язык любви — материальный.
Глава 28
Глава 28
Мажарский Павел
Что я опять сделал не так? Сашку снова как подменили. Никакой радости, что я видел после вручения фейковых результатов теста, не осталось. Закрылась, замкнулась, выпустила колючки… Да, я, может, немного перегнул палку, когда попросил их вещи перенести в спальню и привести в порядок, но я ведь не из злого умысла! Мне и бардак в гостиной надоел и размеры Сашкиной одежды узнать нужно было… И что? Ничего. Хоть бы что-то из нового гардероба примерила!
— Почему тебе так важен этот салат?
Если честно чувствовал себя героем. Мы с ребёнком всю квартиру в ходунках исколесили. Яблочную пюрешку умяли за милую душу. Да я даже её спать уложил! Конечно, я ждал хоть какой-то похвалы.
— Это слишком личное. — фыркнула Маркова, стукнув варёным яйцом по столу.
— Оливье — личное?
— Ага.
Вот и поговорили.
Посмотрел на хаос на столе и глубоко вздохнул. Как бы там ни было, а я своих решений, как правило, не менял. Буду прорываться. Что мне ещё оставалось делать?
— Может, тебе помочь?
— Можешь картошку почистить, если тебе так хочется. — равнодушно повела плечом девушка, старательно избавляясь от яичной скорлупы.
Даже не взглянула на меня!
— Сань, что происходит?
— Ничего. Ты спросил, а я ответила. — снова обдала меня холодом несносная девчонка.
— А в Новый год нельзя нести обиды. — нашёлся с нейтральным объяснением. — На что ты обиделась? Что тебя разозлило?
— Я не обижаюсь и не злюсь. — отправив яйцо в глубокую миску, Маркова взглянула на меня упрямым взглядом. — Я жду. Жду, когда ты извинишься.
— Что?
— Что слышал. Я жду твоих извинений.
На меня нахлынули смешанные чувства. Было среди них и любопытство, и замешательство.
— За что именно я должен, по-твоему, извиниться?
— Не по-моему, Мажор. — снова ударив яйцом по столу, рыкнула Саня. — Если хочешь, это общепринятые нормы поведения. Не мои личные. Никому не понравится это твоё самоуправство.
— Что моё? Самоуправство?
— Ты картошку, кажется, собирался чистить? Передумал уже?
Бедный мой мозг. Его насиловали весь день походом в продуктовый, а теперь акт продолжался, хоть он и сменил основное направление.