Подарок дьявола
Шрифт:
Кортеж из пятнадцати легковушек движется по улицам города. Вдоль тротуаров – замерзшие жители. В руках лозунги и транспаранты. На шелке кумача здравицы в честь наркома Микояна и товарища Сталина. Среди бледных старичков, сгорбленных старушек и пионеров с посиневшими носами острый глаз Зелена отмечает крепких мужчин в штатском. Он понимает, что эти здоровые самцы на производстве не заняты…
Автоколонна пересекает центральную площадь. Даже через запотевшее окно «эмки» видно, что город серьезно готовился к встрече высоких гостей. Самые жалкие лачуги прикрыты огромными плакатами, памятник Ленину с протянутой в будущее рукой посеребрен, вывески магазинов
Пять минут – и город позади. Шоссе расчищено ровно до поворота к заводской проходной.
– Божешь мой, неистребима холопская жажда показухи на Руси, – вздыхает Зелен, выбираясь из машины: – Сколько народу выгнал Лисичкин на мороз. Люди вместо работы занимались бутафорией. Стыдно…
– Здесь, Моисей, ты не прав. Новомытлинцы в нашем лице приветствуют партию и правительство. Товарища Сталина приветствуют. Ну перестарались чуток, зато от души… – поучает Микоян.
Гости по живому коридору проходят в цех. Нарком шагает на сколоченный в центре цеха торжественный помост. Зелен и местные руководители за ним. На помосте дощатый стол, покрытый кумачом, бутылка с минеральной водой, два стакана. Один для наркома, второй для его заместителя; руководству губернии смачивать горло не положено. Возле стола – простые стулья. Над помостом нависает портрет Сталина. Самодельную трибуну окружают плотным кольцом мужчины в штатском. Сверлящая сталь глаз, карманы красноречиво оттопырены.
Рабочие аплодируют, кричат. Микоян поднимает руку, дожидаясь тишины, пьет нарзан, прокашливается. Говорит он негромко, со слабым кавказским акцентом. Акцента нарком не стесняется. Сам Сталин грешит тем же.
– Товарищи, наши. братья доблестно сражаются с белофинскими выродками. Немного времени осталось до окончательного разгрома подлого агрессора. Гнусные бандиты, коварно напавшие на нашу советскую родину, получат по заслугам.
– Смерть белофинским гадам! – раздаются возгласы из толпы. Кулаки сжаты, глаза рабочих горят справедливой ненавистью к «интервентам». Микоян поднятием руки призывает к тишине.
– Товарищи, в Карелии сейчас лютые морозы. Ваш спирт помогает бойцам согреться. И от вашего труда, от вашей рабочей сознательности зависят сроки победы. Я приехал к вам по личному поручению товарища Сталина.
Вновь громкие крики, на этот раз восторженные, заглушают оратора. Микоян улыбается, хлопает в ладоши со всеми, умильно пережидая столь естественное восхищение пролетариата своим вождем. Затем досказывает короткую речь и кивает заместителю:
– Артподготовку я провел, теперь ты…
Начальника Главспирта представлять не надо, здесь его знают. О Зелене ходят легенды как о строгом,
Народ стихает. Рабочие напряженно ждут, что скажет москвич. Все понимают, что сейчас начнется разговор по делу.
– Спасибо, товарищи, план прошлого месяца вы выполнили на сто пять процентов. Но, к сожалению, этого сейчас мало. Идет война.
Заместитель наркома быстро переходит к производственным вопросам. Лозунгов не произносит, говорит только по существу. Рабочие должны переоборудовать свой цех за пять дней и выдать фронту вдвое больше спирта. Возможно, для этого придется работать круглые сутки.
– Мне тоже часто приходится недосыпать, – заканчивает Зелен, и ему верят. По бледному лицу заместителя наркома, по его впалым щекам и глубоко запавшим темным глазам видно: и сам начальник не ограничивается восьмичасовым рабочим днем. Оваций нет. Переоборудовать цех за пять дней – задача едва посильная. Это ясно всем.
– Ну что, коллеги, выдюжим? – Зелен оглядывает цех, стараясь встретиться с глазами собравшихся.
– Не подведем, товарищ Зелен, – выдыхает толпа.
Митинг закончен. Фотография на память – нарком с заместителем среди рабочих завода. Теперь можно пообедать.
На столе в директорском закутке столовой – белоснежная скатерть. На алюминиевых блюдах – жареные куры, сало, дорогая рыба. Продукты из спецбуфета. (В заводском буфете главное лакомство на сегодня – вареная колбаса, прозванная москвичами «собачьей радостью».) Бутылки для торжественного застолья привозить не пришлось. Директор выставил лучшие образцы собственной продукции.
Зелен с интересом их разглядывает и ставит на место.
– Простите, Анастас Иванович, я отлучусь – хочу посмотреть, чем людей кормят.
Он встает и направляется в общий зал. Директор завода спешит за ним. В меню столовой щи с салом и жаренная на том же сале картошка. В качестве витаминной добавки соленый огурец из подсобного хозяйства. Москвич с директором подсаживаются за угловой столик. Пожилой рабочий и девушка в белой косынке теснятся, давая начальству место. Зелену несут тарелку щей и второе. Директор получает то же самое.
– Нормальные щи, – хвалит Моисей Семенович. – Всякий день так или по случаю правительственного визита?
– Первое каждый день – с мясом, а на второе когда как, – солидно докладывает потомственный винодел.
– Вчера на второе гречку с колбасой давали, а потом компот, – бойко уточняет молодица в косынке.
Заместитель наркома и директор сосредоточенно едят. Когда уносят пустые тарелки, Василий Игнатьевич достает из кармана платок, тщательно вытирает руки, убирает его, из потертого портмоне извлекает вчетверо сложенную бумагу. Бумага толстая, бежеватого цвета, немного побитая по краям.
– Хочу вам, Моисей Семенович, презент сделать, – улыбается директор и протягивает бумагу начальнику Главспирта. Зелен хмыкает, так же тщательно вытирает платком руки, берет листок, разворачивает, удивленно смотрит на царский герб в углу листа, переводит взгляд на директора завода:
– Что это?
– А вы читайте…
– Без очков не вижу…
Зелен достает футляр, надевает очки. Несколько минут изучает бумагу, шевеля губами. Снова достает платок, вытирает капельки пота, проступившего на лбу. В его руках рецепт изготовления водки Андрюшки Слободского с утверждающей подписью Ивана Грозного.