Подарок дьявола
Шрифт:
– Откуда я знаю. Я с вами не ехала. Стреляли, говорят… Ладно, спи давай.
Спать Марине не хотелось. Она уже себя не чувствовала такой слабой, как там, в машине. Значит, в них стреляли. Почему? За что?
– Господи, не город у нас, а сборище уголовников…
Чуть приподняв голову, Марина посмотрела в сторону сказавшей это. Она только теперь заметила в палате еще три койки. У стены лежала седовласая дама с книжкой. У окна кто-то спал, накрывшись с головой одеялом. По соседству сидела сухенькая старушка в пестром ситцевом халатике. Она слушала в наушниках радио. Старушка была тоненькая и руки ее могли служить пособием
– Это вы сказали? – переспросила Марина.
– Я, милая, – кивнула старушка, стягивая с ушей наушники. – Вот сейчас новости передавали. Там про вас говорили.
– Про меня? – удивилась Марина.
– Не про тебя одну, конечно, а про весь этот ужас. Везли хоронить одного, а теперь придется двенадцать.
– Не говорили, кто в нас стрелял?
– Обещали сыскать. Только кто им поверит? Не поймают злодеев. Сколько уж раз так бывало, а виновных нет как нет.
Марина хотела еще что-то спросить, но она прикусила язык. На пороге палаты стояли доктор и высокий представительный мужчина. Он тоже был в белом халате, но Марина сразу поняла, что это не врач. Высокий держал в руках букет тюльпанов. Девушка решила, что это посетитель к ее соседкам, но ошиблась. Врач ткнул пальцем в сторону ее койки:
– Вон Сегунцова. Только вы не долго. Она еще слабовата. Дело даже не в ране. Стресс еще у нее… – После чего прикрыл дверь с другой стороны.
Мужчина шагнул к Марине, улыбнулся и протянул цветы. Затем понял, что ей с капельницей трудно их взять, извинился и вышел. Вернулся через несколько минут с литровой банкой. Поставил тюльпаны на Маринину тумбочку, подвинул к койке стул и уселся рядом.
– Давайте, Мариночка, знакомиться. Меня зовут Геннадий Васильевич Рощин. Я приехал из Москвы специально, чтобы с вами поговорить. А тут вот какая история. Единственно, что могу сказать, вам повезло…
– Потому что меня не пристрелили?
– Конечно. Вы видели встречную машину, из которой бандиты открыли огонь?
– Ничего я не видела.
– Понимаю…
– Вы из милиции?
– Я работаю в Государственной Думе.
Такого Марина никак не ожидала.
– Вы депутат?
– Нет, консультант одного из комитетов Госдумы. Прилетел я, к сожалению, поздно. Мне не сообщили вовремя о кончине Николая Спиридоновича, вот я на его похороны и не поспел. Ваш родственник очень известный человек, Марина. Расскажите, как он умер? Не говорил ли чего перед смертью? Не оставил ли завещания?
– Завещания? Нет. Квартиру он давно записал на меня, а ценностей у него не водилось.
– Это я знаю. Нас интересует архив Вострикова. Вам бумаги ни к чему, а государству могут пригодиться.
– Архива не видела. Все, что он считал нужным, еще при жизни отнес в городскую библиотеку. Вы там спросите.
– Спрошу. А вы припомните, рассказывал ли ваш двоюродный дед о том времени, когда работал в системе Главспирта?
– Он чаще про войну с немцами рассказывал.
– Как раз во время войны он там и работал. А старинных водочных рецептов он не хранил?
– Не знаю. – Марина уже начала уставать от любознательного посетителя. И он это заметил.
– Не буду вас больше утомлять, а вы подумайте. За старинные рецепты алкогольных напитков мне разрешили выдавать премии. Найдись у вас такой рецепт, могли бы в Египет съездить… – Геннадий Васильевич улыбнулся и встал. – Да, вот еще…
Марина вспомнила Алексея Петровича Дерябина, который жил на окраине города и уже давно не выходил на улицу. Это был единственный близкий человек старика. Но почему-то говорить о нем приезжему она не захотела. Что-то насторожило девушку в его облике. Даже дорогой в это время года букетик тюльпанов не помог:
– Все его друзья еще раньше поумирали, – буркнула она и закрыла глаза.
Сотрудник Государственной Думы сочувственно покивал головой:
– Поправляйтесь, Мариночка. – И тихо вышел.
Некоторое время он постоял у лестничного пролета возле окна. Но туда вышли покурить две медсестры, и москвич спустился вниз. Сдав белый халат в гардеробной и надев пальто, он достал мобильный телефон и набрал номер:
– Савельич, ваш Мишка Чума прислал своих братанов. Они тут целую войну устроили, двенадцать душ на тот свет отправили. Все мне напортили. Пусть отзовет свое воинство, и чтоб больше без самодеятельности. – Он громко и витиевато выругался.
Дежурившая в гардеробной нянечка с любопытством разглядывала москвича. Она и раньше недолюбливала столичных визитеров, полагая, что все они гордецы и зазнайки. А теперь узнала, что они и матом ругаются, да еще как!
Москва. Ресторан «Прага». 2000 год.
Февраль
Ни один мускул не дрогнул на лице депутата Государственной Думы Шарова. Владимир Савельевич отдал свой мобильный телефон помощнику и поднял бокал:
– С днем рождения, Михаил ты наш Станиславович!
– У меня рождение в июне. Хули за полгода пить? – оторопел Чумной, не заметив, что компаньон перепутал еще и его отчество.
– Дубина, ты сегодня, можно сказать, заново родился. – Шаров махнул музыкантам, которые тут же заиграли туш, и повернулся к Барруде: – Гена, вручай!
Геннадий Прохорович открыл кейс желтой кожи и торжественно извлек золотистый конверт с гербом Российской Федерации. Барруда под барабанную дробь выложил конверт на поднос, поданный ему официантом. Тот на вытянутых руках доставил его Чумному. Михаил Федорович схватил конверт, небрежно его распечатал и извлек новенький паспорт. С первой страницы документа на него проштампованной фотографией взирал сам Мишка Чумной. Только отчество и фамилия в документе значились другие: Слободский Михаил Станиславович.
Барруда с бокалом подошел к виновнику торжества и потребовал тишины. Гости послушно смолкли.
– Господа, вы присутствуете при уникальном событии. Подобное возможно только в новой, демократической России. Перед вами, – Барруда положил руку на плечо Чумного, – представитель древнего купеческого рода Слободских. Деда и бабушку нашего друга репрессировали. Оба его старика погибли в сталинских лагерях. Отца Миши, Станислава Слободского, бывший дворник их подворья Назар Чумной записал как своего сына Федора, спасая от НКВД. Вы знаете, в те времена детей «врагов народа» тоже сажали, тех, что постарше, конечно. А малышей – в детские дома… Нам удалось получить документы из архивов ФСБ-КГБ-НКВД, и настоящее имя нашего друга восстановлено. Предлагаю выпить за почетного продолжателя славного купеческого рода Михаила Станиславовича Слободского! Ура!